Алые паруса бабушки Ассоль
Шрифт:
– Не отвлекайтесь! – взмолился Кортик. – Вы ведь не все рассказали в первый раз о похоронах?
– Да… – задумался дядя Моня. – Я вам кое-что тогда не рассказал. Похороны были назначены на два часа дня, а мы с четырьмя подручными уже в десять были у дома Нины Гринович. Ее к тому времени целиком обрядили и в гроб уложили – все удачно получилось. А в доме были только две женщины – эта Ландер с маленькой девочкой и женщина постарше.
– Что значит – удачно получилось? – прошептал я.
– Тело было готово к погребению. Закрывай крышку и вези
– Ассоль, – ответил Кортик, подумал и добавил: – Бабушка Соль.
– Ну конечно, как же еще, – хмыкнул дядя Моня. – Ее мать, рано умершая, вдове Гринович готова была при жизни памятник сделать. Она из засохших деревьев сюрреализмы всякие вырезала. А дочка по виду была как Фрэзи Гранд. Стремительная, летящая. Ассоль… Плаксивое имя. Книжная Ассоль нам бы собой дверь не перекрыла. А эта перекрыла. Взяла ребенка на руки и стала в проеме, не давала гроб выносить. Кричала, что скоро люди придут проститься, не по-человечески это. Еще что-то говорила о завещании Нины Гринович, где именно та хотела быть погребенной.
– И что вы сделали? – спросил застывший Кортик.
– Что сделали… Вынесли гроб, что же еще. Кое-как вынесли. Подручные выносили, а я улаживал конфликт. Пришлось мне твою бабушку держать. Гибкая, как девочка, острые локотки. Дралась! – Он поднял указательный палец. – Отдала ребенка женщине – и в драку. Я ее ловить, а она – прыжок в два оборота. Я ее до сих пор помню руками. Ускользающее золото с двумя серыми озерцами глаз. – Он протянул перед собой ладони, как в ожидании подаяния.
– И что, это было так необходимо? – Голос Кортика сорвался от волнения. – Вывезти тайно гроб, похоронить за оградой?
– Я, молодой человек, служил исполнительно. Без фанатизма и личной инициативы. Приказы выполнял. Видно, душой был закален еще с чисток тридцать седьмого, когда мне, пятнадцатилетнему, подробно объяснили, что я за отца не в ответе. В этой закалке что самое главное – объяснить себе, хочешь ли жить. Если хочешь – живи. А некоторые очень хотят бороться. И вот что интересно – в любые времена найдут с чем!
Я подъехал к дивану, взял ладони дяди Мони и опустил их к выступающим старым коленям.
– Вы провели обыск. Что-нибудь нашли?
– Ничего интересного не нашли. Вдова за эти годы постаралась вернуть в дом мужа все ранее растасканные вещи. Помню бронзовую статуэтку лежащей собаки на комоде. Чернильница – прозрачный стеклянный куб, в котором для чернил была выемка специальная, и сквозь это стекло предметы уродовались до безобразия. Стол великого писателя, карандаши…
– Короче, – я высказал то, о чем не хотел говорить дядя Моня, – вы не обыскали тело.
Он посмотрел на меня с улыбкой.
– В присутствии Фрэзи Гранд это было совершенно невозможно. В машине сильно трясло, а на кладбище крышку уже не открывали – народ узнал о срочном захоронении и стал подходить.
– Поэтому именно тебя послали через год осмотреть еще раз все, что ты захоронил, –
– Моя бабушка, наверное, тебя ненавидит, – предположил Кортик.
Я постеснялся сообщить, что бабушка Ассоль назвала дядю Моню старым козлом.
– Не спешите с ненавистью, молодой человек, – заметил тот. – Вот если бы я ее арестовал в семьдесят втором после того, как обнаружил могилу пустой, тогда она бы имела право меня ненавидеть.
– Арестовал? – вскочил Кортик. – Ты мог арестовать мою бабушку?
– Моня, прекрати немедленно! – рассердилась матушка.
– Я мог, – твердо и уверенно произнес дядя Моня.
– За что? – прошептал Кортик.
– Она знает, за что, – улыбнулся старик. – И я знаю.
– И я знаю, – кивнул я, отъезжая.
– И почему же ты не доставил себе этого удовольствия?! – зашипел Кортик с ненавистью.
– Молодой человек, я же только что все объяснил – я никогда не хотел бороться, я хотел просто жить. А вот ваша бабушка предпочитала борьбу.
– То, что вы делали, было абсолютно незаконно! – заявил Кортик. Это в нем заговорили гены юриста. – Просто жить – еще не значит совершать незаконные действия!
– Вы, как сын адвоката, молодой человек, должны знать, что власть всегда подстраивает законы под себя. Любая, обратите внимание.
– За что ты мог арестовать мою бабушку? – не мог успокоиться Кортик.
– За незаконные действия с телом умершего человека. За перезахоронение этого тела без разрешения в другую могилу.
– В другую?.. – опешил Кортик и посмотрел на меня.
Я кивнул. Я думал так же, как Моня.
– И почему не арестовал? – уже устало спросил Кортик.
– Во-первых, я понял, куда подевался гроб с останками Нины Гринович, только когда вернулся в Москву. Во-вторых, я знал, что вдова назначила своими душеприказчиками двух человек. Нетрудно догадаться, что одной из этих двоих была ваша бабушка. Другой, как я предполагаю, – женщина, ее воспитавшая, – Екатерина. А зачем вдове нужны были душеприказчики? Чтобы исполнить последнюю ее волю по захоронению в могиле мужа. Когда я все это понял, я решил так: если будет заведено дело по факту пропажи тела, я дам показания и расскажу о своих предположениях. Но оно не было заведено. И никто не поинтересовался моими предположениями. Однако рассвело. – Дядя Моня встал и подошел к окну.
Матушка выключила свет.
– Вот вам пример противостояния борьбы и желания просто жить, – заметил дядя Моня. – Петух на рассвете идет выполнить свое духовное предназначение – оповестить всему миру, что солнце всходит. И заодно рассказать другим петухам, если таковые имеются, что он еще жив и на его территорию соваться не надо. А пес хочет бороться за свое право единолично владеть территорией. Совсем как у людей!
Мы не сразу поняли, о чем он говорит, потом бросились к окну. Я подкатил быстрее, чем матушка добежала, она смотрела, как Улисс бегает за соседским петухом, вцепившись мне в плечи крепкими пальцами дипломированной медсестры.