Алые паруса бабушки Ассоль
Шрифт:
Я не сразу сообразил, что значит «часто», и ответил неопределенно:
– Бывает.
– Он лазил в мой сейф? – вдруг спросила она.
Пока я лихорадочно перебирал в голове варианты ответов, бабушка Соль раздраженно приказала:
– Говори – да или нет!
– Да.
– Давно?
– Да.
– А ты не видел, случайно, что он туда положил? – спросила она вкрадчиво.
– Ничего он не мог туда положить.
В трубке наступила тишина. В эту минуту я почувствовал ее совсем рядом, как будто она стояла позади коляски и, наклонившись,
– И что там теперь вместо сейфа? – Она, казалось, не удивилась моему сообщению.
– Икебана.
– А ты не знаешь, что адвокат сделал с бумагами из сейфа? – Она понизила голос до заговорщицкого шепота.
Эта попытка привлечь меня на свою сторону была лишней – я уже был ее рабом.
– Одну бумажку он мне отдал.
– То есть… не Икару? – не поверила она.
Мне стало обидно. И я дал понять, что тоже чего-то стою.
– Иммануил Швабер, дядя моей матери, вас помнит.
– Этот старый козел еще жив? – весело спросила она.
– Да. Недавно женился.
– Ну вот, сколько нового я узнала!
– Вы позвонили утром, чтобы посплетничать с моей матушкой?
– С тобой мне тоже понравилось.
– Да? Тогда ответьте на один вопрос. Кто такой Ираклий?
– Павлин?.. – Судя по голосу, она ужасно удивилась. – Это мой павлин, он уже умер. А откуда?..
– Кортик показал мне фотографии вашего дома в Крыму.
– Ах так? Я вижу, ты серьезно занялся изучением моего прошлого. Слушай, Атила. Хочешь увидеть большое-большое удивление на лице моего зятя?
– Зятя? – не сразу понял я. – Адвоката. Что значит большое удивление?
– Это когда у него челюсть отваливается, а потом он изображает что-то вроде кривой улыбочки.
Я засмеялся – так здорово она описала знакомое мне выражение.
– Вижу, ты меня понимаешь. Скажи ему, что из-за его глупости с уничтожением моего сейфа на днях убили русского летчика. В Бразилии. В гостинице Рио-де-Жанейро.
– И что? – я напрягся.
– Он приехал на выставку оборонных технологий. После убийства кое-что из этих самых технологий пропало. Прибор, который может найти в куче металлолома любую заданную кристаллическую структуру, например свинца.
Поскольку я ничего не понял, то спросил, поймет ли адвокат все, что она сказала.
– Конечно, не поймет! – уверенно заявила она. – Пока не поймет. Но челюсть уронит.
– И то, что вы сказали, имеет отношение к бумагам из сейфа?
– Это и дураку ясно, – оценила мою сообразительность бабушка Соль и положила трубку.
Я не находил себе места, пока в Надом не приехал адвокат.
Сначала я отчитался о проделанной работе. Было заметно, что он поражен.
– Не ожидал… Ваш дядя Моня, бабушка Соль, похороны Нины Гринович. Не ожидал… Повестушку обо всем этом не хочешь написать? – вдруг спросил он, уколов меня хитрым взглядом.
– Нет. Я хочу…
– Да, конечно, – перебил меня адвокат. – Ты хочешь браунинг № 1347. Вуаля!
Он стукнул по столу револьвером. Рядом со сканером эта вещица казалась первобытной до дикости.
Я сидел и смотрел на оружие, не притрагиваясь к нему.
– Возьми его в руки, – предложил адвокат.
Я взял. На стволе у рукоятки было выгравировано латинскими буквами: браунинг патент № 1347.
– Тяжелый… Он заряжен?
– Нет. В нем было два патрона. Я их вынул.
– Как вам удалось его достать?
– Адвокатский принцип взаимного обмена.
– Это… дорого?
– Все относительно. Зависит от усилий, которые человек прилагает. Мне это почти ничего не стоило. А теперь, с твоего позволения, я его заберу.
– Как это?.. – опешил я.
– Ты собрал и систематизировал информацию на заданную тему. Я привез тебе браунинг. Он твой. Как только получишь паспорт, я помогу на него разрешение оформить. Зарегистрируем как коллекционное оружие. Девятнадцатый век все-таки.
– Подождите! Так нечестно.
– Почему – нечестно? Это твоя вещь, она хранится у твоего адвоката.
– Тогда пусть хранится в этом доме.
– Здесь нет сейфа, – возразил адвокат и злорадно напомнил: – Я его ликвидировал! Как только захочешь подержать браунинг в руках, звони. Я приеду и привезу его.
Я задумался. Была во всем этом какая-то ловушка, но уличить адвоката в мошенничестве…
Заметив мои потуги выйти из ситуации хоть с каким-то положительным результатом, адвокат подтянул коляску к себе, наклонился и сказал мне в лицо:
– Ты выбрал вещь, которой в твоем возрасте не можешь владеть. Ты мог попросить кольцо с бриллиантом или говорящего попугая. Но ты предпочел то, что недосягаемо. Почему?
Я задумался и предложил ему следующее:
– «Тот, кто играет на арфе без струн, может так же играть на флейте без мундштука».
Я и сам толком в тот момент не понял, что именно хотел сказать.
Адвокат откинулся на спинку стула.
– Тэттэки Тосуи, – сказал он, усмехнувшись. – Железная флейта. Гэнро. Берешь стержень, на котором нет ни мундштука, ни отверстий для пальцев, и играешь. Я всегда не доверял Востоку. Я им восхищался, но не доверял. «Платье Голого короля» – помнишь? Есть такая сказка.
Я неопределенно кивнул.
– Двое портняжек проникли в королевский двор и изображали изготовление дорогого наряда, за что брали большие деньги. На кружева, на золотое шитье, на редкие ткани. Придворных, желающих посмотреть на их работу, они приглашали в мастерскую, показывали голые стены, на которых якобы висели одежды, а кто эти одежды не видел, объявлялся дураком. Никто не хотел прослыть дураком. Соловьев назвал буддизм «религией эгоизма». Мне всегда было не по себе в позе лотоса, я не умею играть на флейте без мундштука и на арфе без струн. Но всегда могу изобразить, что играю – чувствуешь разницу? Если ты слушатель – тебе выбирать, слышишь ли ты музыку, или ты дурак.