Алые паруса бабушки Ассоль
Шрифт:
Он выслушал ответ, отключил телефон и довольно злобно на меня уставился.
– Ты меня!.. Ты у меня…
Пришлось подсказать:
– Я тобой манипулирую?
– Вот именно. Говори немедленно, зачем тебе имя жены брата прабабушки!
– А то что? – хмыкнул я.
– А то я тебе его не скажу!
Когда Кортик злится, он потеет. Вот когда я злюсь, мое тело теряет температуру, руки и ноги становятся ледяными. О чем это говорит? О том, что и здесь красавчику Икару повезло: он вампирит вас даже в моменты сильной злобы. Он забирает себе чужую энергию и подогревается изнутри! Моя матушка тоже – чем больше орет и злится, тем лучше себя после этого чувствует.
– Из разговора с твоим отцом я получил очень интересную информацию.
– Говори по делу! – потребовал Кортик.
– Твою бабушку зовут Ассоль…
– Это я сам тебе только что сказал!
– Хорошо, не кричи. По делу. У твоей бабушки была мама, ее звали Елена. Она умерла от астмы. Скажем, она жутко чихала в присутствии собственной дочери, это плохо кончилось.
– Зачем мне это знать? – Кортик почти успокоился, но все еще был против беседы на тему родственников.
– Твою бабушку воспитывала жена брата Елены. Как ее звали?
– Да откуда мне знать?
– Кортик, ты только что узнал это имя и не хотел мне говорить!
– А!.. Жена брата прабабушки… Екатерина. Это все на сегодня о бабушках и братьях?
Придется чем-то подогреть его интерес к родственным тайнам.
И я подогрел.
Можно сказать, что это был роковой для Кортика день. Его жизнь переменилась… впрочем, я уже говорил то же самое о своей жизни после разговора с адвокатом.
Подогреть интерес Кортика на том этапе можно было только информацией о кладах, сокровищах и тому подобном. Я и сказал о потайном сейфе, который бабушка Соль устроила в подвале этого дома. Он вскочил, но не успел добежать до дверей комнаты. Узнав, что его отец ликвидировал сейф, чтобы устроить в том месте икебану, Кортик остановился, выругался, и я про себя отметил, что ругается он, как шофер.
Кортик тоже не поверил, что в сейфе было одно-единственное письмо, да и то не имело никакого шифра или информации о сокровищах.
– Отец наверняка забрал себе все ценное, а тебе подкинул письмо, чтобы ты выглядел перед бабушкой главным злодеем, когда она вернется!
Я предложил другой вариант для обдумывания.
– Твоя бабушка оставила в своей спальне в письменном столе кучу документов. На дом, на квартиру, сберегательные книжки, альбом с фотографиями. А в сейф положила это письмо о посторонней женщине, которую сначала посадили за сотрудничество с фашистами, а потом реабилитировали. Тебе это не кажется странным?
– Что значит реаби…?
– Это значит, что спустя пятьдесят два года ее признали невиновной. Не было состава преступления.
– Спустя пятьдесят два года? Сколько же ей…
– Она умерла и не узнала, что ее оправдали.
– Я ничего не понимаю, – сознался Кортик. – Давай в шашки на поддавки?
– Тащи.
– А фашисты были до революции или после? – спросил Кортик, выигрывая.
– Что вы сейчас проходите по истории?
– Древний мир. – Кортик подставил мне последнюю шашку.
– А когда это было – Древний мир?
– Пять-шесть тысяч лет до нашей эры. А что такое наша эра, я не просек.
– Хочешь просечь?
– Нет. Хочу выяснить, зачем бабушка Соль спрятала это письмо в сейф.
Я задумался и нашел выход.
– А про евреев еще помнишь? Ты их историю изучал, когда подсел на глистов.
То, что Кортик изучал по собственной инициативе, он запоминал накрепко.
– Про евреев помню. Их истребляли все, кому не лень. Вавилоняне, потом – римляне, потом крестовые походы пошли. Последнее – холокост. Гитлеровцы уничтожали их тысячами. В прошлом веке. Начало сороковых годов. Во Вторую мировую. Ты опять проиграл, – сообщил повеселевший Кортик.
– Гитлеровцы во время Второй мировой назывались фашистами. Из Африки их выгнали англичане, а из России и части Европы – наши войска.
– Значит, – вздохнул Кортик, – это было после революции. Откуда ты все знаешь?
– Дядя Моня воевал, он рассказывал… – Я запнулся.
– Ваш дядя Моня – вечный штабист, – повторил Кортик слова моей матушки.
«Вечный штабист» – так она говорит.
Месяц назад моя матушка ездила в очередной раз с дядей Моней к нотариусу. И получила свою ксерокопию очередного завещания. После шестидесяти лет у дядюшки начался, как это называет моя мать, брачный период утомленного жизнью самца. Браки были недолгими. Каждый раз, когда дядя Моня разводился, он переписывал завещание на свою племянницу – единственную родственницу – мою матушку. И дом в Англии с десятью акрами земли некоторое время – обычно не больше года – условно принадлежал нам. Потом дядя Моня опять женился и писал новое завещание, по которому матушке отписывалось незначительное имущество и его золотой с инкрустацией портсигар восемнадцатого века. Для усиления любовной гармонии дом в Англии отписывался после его смерти новой жене. Браки у дяди Мони длились в среднем от полугода до трех. Потом развод – нотариус – новое завещание: дом в Англии – матушке, портсигар – в музей. При каждом новом браке музей на некоторое время терял портсигар, а матушка – имение в Англии. Из ценных вещей у дяди Мони были еще перстень с изумрудом, нефритовая фигурка медведя девятнадцатого века и коллекция монет. По некоторым намекам матушки я понял, что эти ценности дядя Моня с каждым новым браком перетасовывает между своими бывшими женами.
Я подкатился к матушке и потребовал показать последнюю бумагу от нотариуса.
– Мал еще, – отмахнулась она.
Я не отставал. Мне и нужно-то было всего лишь посмотреть на подпись дяди Мони. Уже несколько дней мне казалось, что я где-то раньше видел странную закорючку, которой подписался один из троих членов комиссии в деле № 9645.
Она замахнулась полотенцем, отстаивая свое право взрослого человека не пускать детей к важным документам.
Иногда матушка бывает непробиваемой. Я попросил другие копии завещаний с его подписью, которые были раньше и уже не имели никакого юридического значения. Она не на шутку разозлилась. Пришлось идти на попятную. Я предложил матушке посмотреть в компьютере один документ и сказать, чья там подпись.
– Дядя Моня подписался, – уверенно кивнула она. – Куда это ты влез своим шнобелем? Давай открывай всю страницу. Сорок пятый год? Все ясно. Дядя Моня тогда сажал врагов народа. Пособничество оккупантам? Ну-ка, что за фамилия? Не знаю такую.
– Сколько лет было дяде Моне в сорок пятом году?
– Дай подумаю… – Матушка застыла в раздумьях. – Лет двадцать?.. Двадцать три. Что у тебя за интерес к этой бумажке?
– Дядя Моня в свои двадцать три года отправил в лагерь сорокалетнюю жену известного писателя, – разъяснил я свой интерес. – Не знаешь, почему?
– Не сметь! – закричала матушка и наградила меня подзатыльником. – Не твое сопливое дело, чем занимался мой дядя в свои двадцать три года. Он нас содержал, когда я избавилась от твоего идиота папаши. В трудные времена перестройки! Никогда не забывал. Ну-ка, рассказывай, во что ты вляпался с этим ящиком!
Матушка не приветствовала мое общение с компьютером.
– Отец Кортика – адвокат… – начал я издалека.
– Тоже мне новость! – хмыкнула матушка.
– Ты знакома с бабушкой Кортика? Ее зовут Ассоль.