Алые паруса бабушки Ассоль

Васина Нина Степановна

И как раз после тира, когда оглохший Кортик, как обычно, еще часа два разговаривал слишком громко даже для моей матушки (а уж она была мастер поорать), я выслушал подробное описание длинного нитеподобного червяка, который живет в глазу человека. И пошарив по просьбе Кортика по Сети, нашел изображение треклятого комара, после укуса которого в глазу образуется эта мерзость, и еще несколько минут мы созерцали этот ужас – тонкую дергающуюся черную ниточку в белке увеличенного в несколько раз глаза. Я – затаив в страхе дыхание от вида возможного существования мученика адов в другой жизни. Он – шумно сопя от восторга.

К этому моменту нашего совместного существования я навсегда

определил для себя одну истину: Кортик был идеально обучаем и подчинялся любым идеям именно в период своего увлечения чем-то. Воспользовавшись его увлечением червями, живущими в людях, я целенаправленно подвел Кортика к обсуждению еврейского вопроса. Удивлены? Да запросто. В один из вечеров я показал ему на экране, как выглядят личинки и взрослые особи свиного цепня. Кортик с интересом узнал, что именно личинки этого рода глистов могут попасть с кровью в мозг человека и сильно влиять на состояние здоровья, вызывая припадки, подобные эпилептическим, потерю памяти и много еще чего удручающего. Я рассказал историю, как в Иллинойской еврейской общине к врачу с такими проявлениями организма обратилось с дюжину представителей племени, у которого свинина абсолютно не присутствует в пище. Тем не менее именно свиной цепень поселился в мозгу этих достойных сынов израилевых. После обследования врачом мест проживания заболевших евреев источник заражения был определен.

И предложил Кортику угадать, что это за источник.

Сначала он добивал меня предположениями о поедании членами общины, тайком от близких, плохо прожаренной свиной грудинки. Я категорично и даже насмешливо отверг это. Потом в ходе нашей беседы Кортик узнал, что мы с матушкой евреи, и эта новость вызвала у него непреодолимое желание немедленно узнать, почему евреи не едят свинину, и кто они вообще такие.

Вероятно, больше всего его задела насмешка. За месяц Кортик завалил нас с матушкой невероятными подробностями из жизни рабов, которые под предводительством Моисея удрали от египтян и долго потом бродили по Синайской пустыне.

Здесь нужно уточнить, что моя матушка не приветствовала развитие подобного интереса у мальчика славянской внешности, да еще на почве изучения глистов. Свои опасения она определила конкретно:

– Он и так в рот тебе смотрит и выполняет все твои прихоти. Но если этот ребенок потребует у родителей обрезания, а ты уже знаешь, что он умеет быть настойчивым, мы лишимся всего этого. – Она обвела большими глазами пространство, вероятно, определяющее для нее достойную жизнь. – Быстро расскажи ему, кто заразил иллинойских евреев свиным цепнем, и покончим с этим.

С еврейским вопросом было покончено только тогда, когда я предложил Кортику найти на карте мира Индонезию. Почему – Индонезию? Потому что именно повара из этой страны, выписанные на работу в еврейскую общину, явились переносчиками свиного цепня и заразили кошерную пищу, не соблюдая правила гигиены. Вот такие дела.

Устав, наконец, от изучения глистов, еврейской истории и особенностей жертвоприношения индонезийской богине Кали, Кортик как-то раз задумчиво ощупал мой горб, а уж последствия такого способа познания им окружающего мира в полной мере ощутила на себе моя матушка. Почти неделю он добивал ее подробными объяснениями, что это такое, притащил анатомический атлас, а для подтверждения своих познаний иногда врывался в мою комнату и щупал, щупал, щупал мою спину, пока я не огрызался и не старался увильнуть от него на коляске.

Между Надомом, в котором мы поселились, и соседними дачами не было забора в прямом значении этого слова. Были небольшие столбики сантиметров тридцать в высоту и декоративная оградка между ними. По утрам с ранней весны до первого снега нас будил громкий крик петуха, который

приходил с соседнего участка, облюбовав крышу нашей беседки. Взлететь на нее он не мог. Забирался по вьющемуся винограду при помощи когтистых лап, помогая себе иногда еще и клювом – как заправский попугай. Матушка гоняла его (она любила поспать), а Кортик ловил и ощупывал кур, пораженный их умением взращивать внутри себя и выталкивать потом яйца. Ему очень хотелось нащупать момент затвердевания скорлупы. Четыре курицы стоили моей матушке как целый свадебный баран. Потому что, как уверяла соседка, после ощупывания Кортиком они переставали нестись с той регулярностью, что прежде, и вообще впадали в куриный невроз. Именно чтобы не допустить куриного невроза у оставшихся несушек (это были какие-то особенные курицы, индийской породы, с лохматыми лапами), моя мудрая матушка указала как-то на петуха, на наших глазах топчущего курицу с остервенением одуревшего садиста. Кортик тут же пошел выяснять, как тот удерживает курицу, которую догнал с большим трудом. Петух, понятное дело, был занят и не сразу обнаружил врага. Глаза его были в экстазе закрыты, клювом он пригибал голову курицы к земле.

Не больше полминуты понадобилось Кортику, чтобы все выяснить, и петуху, чтобы доказать, кто в округе хозяин. Петух захватывал курицу с боков своими торчащими в стороны боковыми пальцами-шпорами с ужасающими когтями. Как раз накануне мы с Кортиком думали – зачем петуху такое неудобное при ходьбе приспособление?

Теперь Кортик понял – зачем.

Я с удивлением увидел, как петух взлетает. Он взлетел высоко и летел, летел, выставив свои ножищи вперед, чтобы достать ими убегающего Кортика…

– Вы их видите?! – кричал Кортик, даже перед лицом опасности указывая нам на очередное открытие. – Видите отогнутые пальцы на лапах? Это чтобы курицу держать!..

Потом, когда мы обмазывали раны Кортика зеленкой, я объяснил матушке ее промах, и она, мудрая моя, никогда больше не указывала Кортику на что-то необычное или странное, как это делают мамаши подрастающих детей. Но и не пресекала его попыток познать окружающее. Вследствие чего Кортик был укушен обезьяной (при попытке пересчитать ее зубы и удостовериться в ее человекоподобности), получил ожог при плавке серебряной пули для вампира (из бабушкиной серебряной ложки, а охотничье ружье ему обещал дать шофер) и сотрясение мозга от удара протезом по голове, полученного от какого-то совершенно мирного и незлобивого с виду старичка в парке.

Матушка тогда очень обеспокоилась, даже расплакалась, старичок и сам был не рад, совал всем сбежавшимся на шум свою отстегнутую искусственную ногу, которую Кортик сначала вежливо попросил отстегнуть и потом «поносить», что, естественно, было воспринято как жуткое глумление.

Что он сделал с серебряной пулей? Вот это интересно. Кортик засунул ее в… – угадайте, в какое оружие? – и выстрелил в вампира с Черной дачи. Что сделал вампир? Хороший вопрос. А я попал в автокатастрофу и потом поселился в башенном кране. Вы считали когда-нибудь, сколько ступенек нужно проползти, чтобы забраться в его кабину? То-то же.

У меня есть подзорная труба, часы, на которые нужно смотреть в подзорную трубу, когда на них не светит солнце, но это я уже рассказывал…

В машине нас было шестеро. За рулем, естественно, дядя Моня. Почему – естественно, если ему пошел восемьдесят третий год? Потому что это была его машина. Рядом с дядей Моней сидела, естественно (она всегда там сидит, чтобы руководить поездкой), его пятая жена Анжела. Лет на сорок моложе мужа, но уже со старческой настойчивостью отстаивающая свое мнение в споре – с кем поведешься… Сзади сидели моя матушка, ее сводная сестра Люцита и вторая жена дядюшки Марушка. Вот так. Я был шестым.