Алые паруса бабушки Ассоль
Шрифт:
С тех пор место, в котором мы живем, матушка называет «Надом», с ударением на «о». Надом – это благоустроенная зимняя дача в дорогом и хорошо охраняемом месте недалеко от Москвы. Два этажа, кухня метров восемьдесят, бильярд в подвале и три санузла, совмещенных с гидромассажными ваннами. Матушка не просто прослезилась, а ударилась в рыдания минут на десять, когда увидела последствия «небольшого ремонта, необходимого для переселения». Пандусы. Пандусы для въезда инвалидных колясок – это сразило ее наповал. Даже больше, чем два гимнастических кольца над унитазом. Даже больше, чем электрический подъемник от подвала до чердака – это была металлическая открытая кабинка. Когда в нее въезжаешь, играет шарманка, как
Кстати, как вы думаете: что сделал упитанный трехлетний красавчик после того, как вошел ко мне в комнату? Пока я, зависнув в невесомости шока, соображал, что это такое передо мной – бог, полубог, голодный дух, животное или мученик адов, он, возбужденно засопев, подошел близко-близко и выволок меня из инвалидного кресла. Естественно, его заинтересовала коляска. Дядя Моня с большим трудом переправил мне это средство передвижения из Англии – у нас в стране детские коляски были тогда большой редкостью. Обнаружив, что я осел мешком на пол и не собираюсь отстаивать свое средство передвижения, Кортик оттащил меня к стене, сел в коляску и попытался передвигаться.
Будда Шакьямуни определил шесть типов живых существ, которые движутся в круговороте бытия. Кроме вышеперечисленных, у него есть «люди», но мне и в голову не пришло, что появившееся существо могло быть человеком. Богом и полубогом я его тоже недолго считал. Завалясь у стены и наблюдая потуги этого мальчика справиться с коляской, я выбирал между голодным духом и животным (мучеников адов я тогда уже представлял себе вполне конкретно).
Забыл сказать, что к Надому прилагались повар и приходящая уборщица с такими странными именами, что уже и не вспомнить – это были муж и жена, корейцы, но моя меркантильная матушка тут же настояла, чтобы эти должности отдали ей. С соответствующей оплатой.
Я читаю все подряд с трех лет. К пяти годам начался период потребления информации, который моя матушка условно определила, как «рекламно-вспомогательный». Я стал читать рекламу. Не всю, а только ту, на которой была изображена физиономия Кортика (упаковки с фруктовыми смесями, сухим питанием) или он в полный рост – «Только в наших памперсах ваш малыш сможет всесторонне познавать жизнь!» Я добивал взрослых вопросами: почему меня только половина? И в свои четыре года получил от дяди Мони книгу, которая изменила мое отношение к ущербному телу: оказывается я – полубог! И я был им долго. Года два. Постепенно потом опуская осознание себя до мученика адов.
Итак, наша жизнь резко переменилась. Во всех комнатах Надома (кроме спальни матушки и одного туалета, того самого, где над унитазом болтались гимнастические кольца) были установлены небольшие приборчики по углам потолка. К шести годам я узнал, что это видеокамеры. Они передавали любящим родителям Кортика его жизнь во всех подробностях. Например, звоня Кортику вечером, чтобы пожелать ему спокойной ночи, родители могли включить у себя ближний план, чтобы чмокнуть на экране сына в щечку. Современная техника позволяла им разглядеть лицо своего сыночка в мельчайших подробностях. Как и наволочку в цветочек, и коллекцию его козюль из носа, которыми Кортик облепил стену у кровати. По этому поводу моя мать даже водила его к психиатру, строго отобранному родителями Кортика.
Лично мне к шести годам были подарены: набор стамесок для резьбы по дереву, акварельные краски и бумага для них, вязальный крючок и спицы, и самое дорогое – набор инструментов слесаря-электрика. Я оценил умственный уровень родителей Кортика и их душевные потуги занять меня полезным делом и тут же попросил телеграммой браунинг № 1347. «Спасибо за подарки, но не могли бы вы взамен всей этой ерунды раздобыть для меня одну редкую вещицу…»
Представляю
Хотя кое-что из подаренного потом пригодилось.
После моей телеграммы родителями Кортика для меня был приобретен компьютер, достаточно мощный, чтобы спустя два месяца после его установки, используя набор слесаря-электрика, я замкнул на свой монитор все видеокамеры в доме. Для этого мне понадобилась физическая помощь Кортика. Кроме прочего, он быстро сообразил, как правильно подавать дрель вверх одной рукой, и выучил названия инструментов и тоже протягивал их мне по первому требованию. После чего мы с Кортиком подружились навек.
Окончательно наша дружба окрепла после того, как отец и мать Икара вдруг обнаружили на одном из экранов наблюдения в своей московской квартире, что у их сыночка выросли небольшие рожки, к тому же он стал передвигаться по стенам и потолку комнат, пользуясь присосками на пальцах рук и ног. Голый. Образ придумал Кортик, а обработал адобами я. Начали мы с маленькой хохмы – весьма реально поместили в комнату Кортика огромный виртуальный унитаз. Почему-то реакции родителей не последовало. Тогда несколько вечеров подряд я помещал виртуального Икара спать на этом унитазе. И опять – ничего. То ли родители Икара устали ежеминутно пялиться в экраны, наблюдая жизнь сына, то ли решили, что это такая игрушка или модерновый предмет интерьера.
После того как Икар решил существовать на экранах родителей в образе варвара Монго, отец Кортика, оценив влияние инвалида на его сына как вполне допустимое и даже развивающее, подключил мою машину к Интернету. Вовремя, кстати, потому что Кортику уже выбрали школу и наняли шофера с машиной для доставки туда и обратно. И я остался не у дел, поскольку матушка, естественно, отказалась от предложенного мне родителями Кортика приходящего учителя начальных классов. Ей бы пришлось тогда каждый раз снимать любимый халат и рваные тапочки и надевать что-то приличное.
К этому времени мне стало совершенно ясно, что Кортик – голодный дух. Будда Шакьямуни определяет это понятие как «разновидность существ, мучимых голодом и жаждой». Кортик всегда был голоден. И не только в отношении к еде. С той же жадностью, с какой он поедал мясо с овощами и маринованными улитками, он пожирал глазами окружающий мир, иногда впадая от созерцания в экстаз, похожий на затяжной умственный ступор, в котором его родители и психолог в школе тут же определили начальную стадию слабоумия. Он не отличался особым рвением в учебе, и жажда познания нового возникала внезапно только от созерцания или ощупывания чего-то непонятного.
Я терпеть не могу мясо с большим количеством тушеного лука, с желтой шафрановой подливой, в которой плавают куски баклажанов, моркови и скользкие тельца заморских улиток. От одних воспоминаний тянет блева-а-а…
О чем это я?.. Ах да, о голоде моего друга. В девять лет у него были глисты. Он сам обнаружил их в унитазе на своих экскрементах. Я предполагал, что он разглядывает много чего, на что у меня не хватает ни сил, ни желания смотреть, но глисты!.. Так вот, обнаружив паразитов, он задался целью изучить досконально, что это такое, и как в его теле может существовать нечто подобное. Прочитав все, что можно, об аскаридах, он перешел к солитерам, подкожным червям и закончил червеобразными личинками сибирского комара, которые живут у человека в глазу. Свое восхищение этим странным миром делил он, естественно, со мной, и обычно – на ночь. Потому что днем после школы у Кортика по расписанию сначала были: бальный класс – бассейн – уроки музыки. С четвертого класса бальные танцы заменились теннисом, бассейн остался, а уроки музыки тайком от родителей Кортик стал проводить вместе с шофером в тире, иногда с наушниками на голове. Он просто смотрел, как стреляют. Оружие ему еще не давали, потому что детских пистолетов не было.