Алые погоны (повесть в 3 частях)
Шрифт:
Володя был молчаливее остальных, но и в этой сдержанности, и в том, как он старался стоять ближе к Боканову, не сводил с него сияющих мягким блеском глаз, ясно проступала радость.
Подошел командир роты. Курсанты вытянулись.
— Да наговоритесь же еще! Дайте майору отдохнуть… Я хочу, — обратился Демин к Боканову, — предложить вам койку в нашей роте. Не возражаете?
— Спасибо большое.
Через несколько минут койка уже была застелена и чемодан принесен снизу. Боканов, умывшись, решил передохнуть с дороги.
Комната ротного командира была обставлена скромно: кресло, стол, в углу шкаф. За перегородкой находилось помещение поменьше.
Боканов уснул сразу, будто провалился куда-то, а когда проснулся, за окном было совершенно темно, и он сразу не мог понять, где находится. Сообразил, услышав негромкий разговор в соседней комнате. Голос Володи произнес настойчиво:
— Товарищ лейтенант, курсант Садовский действовал неправильно! Я ему запретил задерживаться в фотолаборатории после отбоя, а он пошел к вам, — мол, мне надо готовить стрелковую конференцию, — и вы разрешили, не зная о моем запрете.
Теперь Боканов понял, что комната рядом — это то «чистилище», без которого не может обойтись ни одна рота. Сюда вызывают, здесь инструктируют, пробирают, хвалят и наказывают, здесь «разговаривают по душам» и делают «разносы».
— Я с Садовским поговорю, — ответил Ковалеву другой, почти такой же юношеский, как у него, голос.
Открылась и закрылась дверь.
— Товарищ лейтенант, соберите сержантов на инструктаж, — раздался голос Демина.
— Слушаюсь.
— Кого думаете поставить часовыми у знамени?
— Вот список.
— Курсанта Бакулина нельзя, у него взыскание.
— Тогда Копанева.
— Хорошо.
Стали заходить и докладывать о своем прибытии сержанты.
Демин начал говорить о работе командиров отделений. Ковалеву он заметил:
— Курсанты сами должны готовить данные для стрельбы, а то им остается только ставить целик.
— Слушаюсь.
— Неверно и то, что вы не даете слабым ответственных поручений при несении службы… Учить надо всех.
Где-то далеко прозвучали позывные киевской радиостанции: задумчиво перебирал струны бандурист. Боканову не хотелось вставать. Хорошо было вот так лежать, ни о чем не думая, краешком сознания отмечая то дорогое и приятное, что происходит рядом.
— Товарищ майор, — услышал он голос Володи, — мой Садовский изобрел самоподнимающуюся мишень. Когда попадание сваливает ее, она тотчас поднимается…
— Это интересно, покажете! Инженер-полковник принес ему те книги, что вы просили?
— Принес!
— Отпустите Садовского в городскую библиотеку и передайте, что я поручаю ему взять под контроль рацпредложения в первой роте.
— Слушаюсь! — радостно вырвалось у Ковалева.
Сержанты стали расходиться, наверно, и Демин ушел — в соседней комнате наступила тишина. Боканов встал, оделся, вышел в спальню. Дверь в комнату для чистки оружия была приоткрыта, и он увидел стоящего перед Ковалевым курсанта, не по летам полного, с растерянным лицом. Боканов прислушался:
— Разве это воинский вид? Тошно глядеть! — резко говорил Ковалев. — Вам приходилось хотя бы слышать о молодцеватости?
Этот разговор мучительно напомнил Боканову о чем-то. Но о чем? Ах да!.. Он сам таким тоном говорил лет пять назад, даже если в резкости и не было нужды.
Ковалев отпустил курсанта. Увидев Боканова, смутился:
— А я думал, вы ушли в город.
— Нет, всласть выспался. Я, Володя, случайно слышал твой разговор с подчиненным, — как можно мягче сказал Боканов. — Прости, что продолжаю вмешиваться в твои дела, но, понимаешь, требовательность, твердый тон вовсе не предполагают резкости. Командовать людьми надо, любя их, а не помыкая… Легче всего рубить с плеча. Вспомни мой собственный неудачный дебют в нашем классе. — И желая перевести разговор на другое, воскликнул: — Да, чуть не забыл! Нина Васильевна прислала банку варенья и что-то там еще… Сейчас у вас ужин, понеси-ка в столовую, угости всех! Пойдем, я достану…
Мимо них прошел высокий, с широкими плечами и тонкой талией, юноша. Изящно повернув белокурую голову, он отдал честь Боканову.
— Мое чадо! — с гордостью, которая делала его сразу намного старше, прошептал Ковалев, глазами показывая на удаляющегося курсанта.
— Садовский?
— Он самый.
— Видный паренек!
— А сколько усилий стоит нам! — воскликнул Владимир, но в голосе его слышна была не жалоба и недовольство, а удовлетворение. — Я сначала переоценил свои силы… А когда офицер поправил… Важно было пробудить в нем человеческую гордость. Увлечь изобре… — Он осекся и, оправдываясь, сказал: — Вы простите, я все о своем… Меня даже Галинка упрекнула, что я постоянно съезжаю на «производственные темы».
— А как Галя поживает?
— Хорошо. Довольна, что пошла на литфак. Ее избрали делегаткой на городскую комсомольскую конференцию.
— Я очень хотел бы увидеть Галинку.
— А мы на днях как раз собираемся в филармонию.
— Вот и меня возьмите с собой!
— С удовольствием. Весь наш взвод идет…
— Тем лучше!
Когда Ковалев унес банку с вареньем и пирог, в комнату вошел коренастый широконосый старшина с длинным рядом спортивных значков на груди.
— Старшина Булатов, — представился он. — Разрешите, товарищ майор, обратиться по личному вопросу?
— Пожалуйста, — ответил Боканов, недоумевая, какой личный вопрос может быть у этого незнакомого ему старшины.
Булатов беззлобно рассказал о своих прежних столкновениях с Пашковым.
— И я подумал, может, вам приятно будет услышать о нем сейчас хорошее. По всей воинской совести могу сказать, что ваш труд оправдался!
— Спасибо на добром слове…