Алый флаг Аквилонии. Железные люди
Шрифт:
– Это совершенно неважно, - ответил капитан-лейтенант Селиванов, - главное, что Господь нас привел навстречу друг другу, а вместе даже черта бить веселее.
Впрочем, когда корабли сблизились, и на их мачты полезли матросы, чтобы спустить паруса, офицеры на «Опричнике» дружно испытали крайнее удивление, когда разглядели в подзорные трубы карабкающихся по вантам матросов фрегата. Этими матросами оказались... голоногие и голорукие девки. Вид они имели весьма дикий, и шустро управлялись с парусным хозяйством своего корабля.
– Ловкие, чертовки, Петр Александрович!
– одобрительно крякнув, произнес лейтенант Купреянов.
– И откуда они только такие тут взялись?
– Сейчас узнаем, - ответил капитан-лейтенант Селиванов.
– На фрегате вываливают за борт трап и
И вот по трапу на палубу «Опричника» поднимаются трое: старший морской офицер в белом парадном мундире екатерининских времен, при трости и треуголке, светловолосый юноша в камуфлированной черными пятнами форме цвета хаки и офицер в черном мундире неизвестного образца. Явно это сборная команда, при этом встретившаяся достаточно давно, успевшая сработаться и побывать вместе не в одной переделке. Разглядывая визитеров, Селиванов все пытался понять, кто из этих троих главный. И вдруг его озарило. Это не «адмирал» и не офицер в черном мундире, отнюдь. Это вон тот светловолосый молодой человек с дерзким и насмешливым взглядом - он выглядит так, будто он в чем-то сродни тем диким девкам на мачтах фрегата.
– Господа, - сказал командир «Опричника», - я капитан-лейтенант Селиванов Петр Александрович, - командир винтового клипера «Опричник», двадцать девятого ноября25 тысяча восемьсот шестьдесят первого года вышедшего из Батавии в переход до Кейптауна, но по дороге затерявшегося в эти неведомые времена.
– Я Никифор Васильевич Толбузин, - ответил «адмирал», - капитан первого ранга и командир погибшего линкора «Азия» по русской службе, а также контр-адмирал, начальник над отрядом кораблей по службе Народной Республике Аквилония. Рядом со мной - капитан аквилонской морской пехоты Василий Андреевич Гаврилов, но самый главный тут - полномочный представитель Правящего Аквилонского Сената младший прогрессор Сергей Васильевич Петров, политический руководитель нашей экспедиции. А мы с господином Гавриловым - только его длинные руки, правая и левая.
– А что такое Аквилония?
– спросил командир «Опричника».
– Никогда не слышал о таком государстве.
– Вы и не могли о нем слышать, господин капитан-лейтенант, - ответил адмирал Толбузин, - ведь оно существует только в этом мире, сорок тысяч лет до рождества Христова, и создали ее русские люди из начала двадцать первого века, по своим, но, несомненно, русским стандартам. Аквилония - это та Россия, которая дана нам тут в ощущениях: разноплеменное и разноязыкое общество, скрепленное на прочной русской базе. Если вы захотите к ней присоединиться, Аквилония примет вас как своих и каждому определит достойное место в своих рядах.
– Мы направлялись в Кронштадт...
– сказал капитан-лейтенант Селиванов, облизав вдруг пересохшие губы.
– Нет еще никакого Кронштадта, - ответил младший прогрессор Петров, - и пролива Ламанш тоже нет. В семистах милях севернее вы бы уперлись в устье реки Великой, в эти времена вытекающей из Балтийского моря в окрестностях будущего Стокгольма, но подняться по ней у вас не было бы никакой возможности, ибо в верхнем течении эта река больше напоминает горный поток, а не Волгу или Днепр. И вообще сейчас на месте Санкт-Петербурга сплошная пустошь - место, непригодное для поселения по причине отсутствия строевого леса. Мы знаем это, поскольку сами пришли в этот мир из окрестностей Санкт-Петербурга, сплавившись вниз по реке Великой на маленьком кораблике восемнадцати тонн водоизмещения. Аквилония - это единственный очаг цивилизации в эти времена, и тот, кто к ней не присоединится, будет обречен на прозябание и гибель.
– Да, это так, - подтвердил адмирал Толбузин, - за Аквилонией будущее, ибо за нее сам Бог. Не может само собой получаться так, что люди, пропавшие в своих мирах без вести или достоверно погибшие, собираются вдруг тут под одну руку - как мои люди, уцелевшие при крушении в Эгейском море, или ваши корабли,
– Все это слишком неожиданно, господа...
– хрипло сказал капитан-лейтенант Селиванов.
– Неужели такое судьбоносное решение мы должны принять прямо сейчас?
– Ну отчего же, - ответил Сергей-младший, - сейчас будет достаточно, что ваши корабли присоединятся к нашему отряду и проследуют с ним до следующей якорной стоянки, которая намечена завтрашним днем в устье реки Дору, где в более цивилизованные времена находился португальский город Порту. Там и поговорим более основательно, стоя на твердой земле.
– Хорошо, господин Петров, - кивнул командир «Опричника», - мы согласны на ваше предложение, тем более что оно дает нам время все хорошо обдумать.
– Пристраивайтесь мателотом за фрегатом, господин капитан-лейтенант, - сказал адмирал Толбузин.
– А сейчас позвольте откланяться, нам пора.
4 июля 3-го года Миссии. Четверг. Вечер. Побережье Португалии, устье реки Дору.
Устья реки Дору объединенная эскадра достигла к пяти часам вечера. Драккары на веслах зашли в эстуарий вместе с поднимающимся приливом, и первым делом высадили на берег морскую пехоту. Следом за ними, пользуясь своей небольшой осадкой и непревзойденной маневренностью, на внутренний рейд проник «Опричник», бросив якорь за намытой штормами косой, образующей внутреннюю гавань. Следом за ним под блиндом двинулась «Медуза», - и только в самом конце маневра ей помогли баркасы, завезя якоря на нужное место, а потом фрегат подтянул себя к ним кабестаном. И последним в эстуарий с помощью своего дизеля вошел «Кобенхавн»: на имеющемся ограниченном пространстве, даже в балласте и с внешней помощью драккаров в роли буксиров, эта громадина могла развернуться носом на выход только во время большой воды. И вот наконец, закончив верповать датский барк, «Быстрый», «Стремительный» и «Бдительный» «елочкой» причалили к левому берегу, выше того места, куда доставала высокая вода, и спустили сходни. Настало время командам сходить на берег. Даже если ночью с океана придет шторм, аквилонская эскадра в этой маленькой гавани (девятьсот метров ширины на полтора километра длины) будет в безопасности.
Весь переход от места встречи до якорной стоянки команда «Опричника» (в первую очередь, офицеры) присматривалась к аквилонским кораблям и их командам, да и те тоже наблюдали за новыми знакомыми. Впечатление друг о друге сложилось в общем положительное. Капитан-лейтенант Селиванов видел, что команда идущего впереди фрегата все эволюции отрабатывает четко, а на его палубе не заметно никаких дрязг и склок, обычно присущих большим женским скоплениям. Дисциплина идеальная. Больше всего морские девицы напоминали ему кадетов морского корпуса: там, где у них не хватало сил, они брали числом и дружным натиском. При этом галеры командира «Опричника» интересовали мало: там были нормальные палубные команды из мужчин-матросов, морская пехота и вольные гребцы (которые при попутном ветре сели на весла только тогда, когда потребовалось вводить корабли на защищенную стоянку). Сергей-младший тоже наблюдал за происходящим на палубе корвета, и не обнаружил какого-либо рукоприкладства офицеров в отношении нижних чинов или применения телесных наказаний26.
И вот корабли встали на якоря. Пока сошедшая на берег с галер-драккаров морская пехота устанавливала вокруг будущего лагеря цепь постов (ибо обитающие на Пиренейском полуострове неандертальцы - не самые приятные соседи), группы охотников (в каждой один снайпер и четыре стрелка-автоматчика) веером разошлись по окрестностям ради добычи пропитания. Более тысячи человек нужно кормить, и желательно свежим мясом, а не надоевшей всем рыбой, и уж тем более не подгнившей солониной и червивыми сухарями из запасов «Опричника». А далее - как всегда в таких случаях: гребцы и освобожденные из берберского плена мастеровые собирают сухостой для костров, а баркасы перевозят с «Медузы» невооруженное тыловое женское подразделение, котлы, поварешки и прочую посуду.