Алый флаг Аквилонии. Железные люди
Шрифт:
– Но так нечестно!
– воскликнул лейтенант Купреянов, отпуская рукоять револьвера.
– Нет, так честно!
– ответил командир «Опричника».
– А нечестно обрекать на прозябание и гибель команды двух кораблей из одного лишь страха перед непонятными нам аквилонскими порядками. Вы лучше посмотрите, как ведут себя офицеры адмирала Толбузина, благо людей в белых офицерских мундирах тогдашнего времени в общей массе видно очень хорошо. Они там свои, а ведь между временами императрицы Екатерины Великой и нашего государя-императора Александра Николаевича бездна в целых сто лет. Тамошние люди даже еще более дикие, чем мы с вами, но мы видим, что даже они приняли престранные аквилонские порядки,
– Я стыжусь, Петр Александрович, - сказал тот, опустив голову, - простите меня, пожалуйста, господин капитан-лейтенант.
– То-то же, Николай, - ответил тот, - а теперь выбросьте из головы всю дурь, и распорядитесь спускать шлюпки. И нашим подопечным на «Кобенхавне» передайте то же самое: оставить на корабле только стояночную вахту, а всем остальным сойти на берег. Наших бедных «датчанок» тоже пора выводить в свет, пусть господа ак-вилонцы посмотрят на такое чудо природы, как бабы мужского пола.
– У них, Петр Александрович, практикуется обратное чудо природы, - сказал мичман Карякин, - настоящие мужчины, что родились особями пола дамского, и, кажется, при этом весьма хороши собой.
– Ну, вот и нам тоже будет на что любоваться, сойдя на берег, - хмыкнул командир и, повернувшись в сторону лейтенанта Купреянова, добавил: - А вы, Николай, не тушуйтесь, ведь я прекрасно понимаю, что с вами произошло. Вы должны победить в себе страх новизны, ибо это именно он сводит вас с ума. Меня же, напротив, занимает любопытство, каким таким клеем скреплена наблюдаемая нами машина из человеков, притертые шестеренки которой вращаются перед нами с неумолимой точностью хронометра штурманского подпоручика Филиппова.
И вот первая шлюпка с «Опричника» ткнулась носом в песок, и капитан-лейтенант Селиванов первый раз ступил ногами на твердую почву нового мира. Ни в Кейптауне, ни на островах Зеленого Мыса или на Канарах он на берег не сходил - было незачем, да и дичь, настрелянную охотничьими партиями, доставляли на камбузы кораблей, а не устраивали на берегу временные лагеря, наподобие того, что разбивали сейчас аквилонцы. Возможно, все дело было в том, что в Кейптауне поздняя осень Ледникового периода совсем не благоприятствовала устройству пикников, а после все уже делалось по заведенному обычаю.
Но тут совсем другие порядки - и в соответствии с ними офицеров «Опричника» встречают не только младший прогрессор господин Петров и адмирал Толбузин, но и другие официальные лица. Вот четверо мужчин в коричневых кожаных куртках, и хоть знаков различия не видно, понятно, что это офицеры не в самых малых чинах, а не штатские. Еще один молодой человек обмундирован точно так же, как и господин Петров, а рядом с ним стоит мужчина южно-европейской внешности в изрядно поношенной форме неизвестного господам офицерам государства. С другого края - еще пятеро: капитан Гаврилов, подпоручик, поручик, офицер в такой же форме, как у Гаврилова, а также морской офицер, знаки различия которого по британской моде нанесены на рукава мундира. Но он - тоже, несомненно, русский - стоит в этой компании как свой среди своих. Но, самое главное, рядом с господином Петровым - православный священник, а рядом с адмиралом Толбузиным - католическая мать-настоятельница, женщина, что называется, в самом соку.
Этот последний факт окончательно успокоил офицеров с «Опричника» и приравненного к ним доктора Гомо-лицкого. Если бы было задумано какое-нибудь коварство, то женщину в первый ряд никто бы не вывел.
– Приветствую вас, Петр Александрович, и вас, господа офицеры, в нашей честной компании, - сказал младший прогрессор.
– Надеюсь, вы уже приняли самое важное решение в своей жизни?
– Да, господин Петров, - ответил капитан-лейтенант Селиванов, - решение, пусть даже и не без сомнений, нами принято. Мы понимаем, что в одиночку нам тут не выжить, а потому, как вы и предлагали, наша команда присоединится к вашей Аквилонии и принесет ей в этом соответствующую присягу, благо у вас и батюшка уже наготове.
– Я вас понял, господин капитан-лейтенант, - кивнул Сергей-младший.
– План такой. Принесение крестоцело ловальной присяги на верность Народной Республике Аквилония состоится на этом месте через два часа, а пока, так как мы не продаем котов в мешке, я попрошу Никифора Васильевича Толбузина, отца Макария, а также прочих офицеров с линейного корабля «Азия» ответить на все ваши вопросы. Сам я при этом присутствовать не могу, ибо это дело только между вами и теми, кто присоединился к нам прежде. Но если после этого разговора у вас останутся какие-нибудь вопросы, то я лично буду к вашим услугам. А сейчас, Петр Александрович, скажите, вы не знаете, почему на берег не сходит команда датского барка?
– Мы нашли датчан на якоре в Столовой бухте - там, где должен был находиться Кейптаун, - сказал командир «Опричника».
– К тому моменту они совершенно пали духом, сложили лапки и приготовились помирать от голода и холода, когда закончатся запасы топлива и продовольствия, а их штурман от отчаяния и вовсе повесился в своей каюте на ремне от штанов. Капитан барка господин Ганс Андерсен также оказался безынициативным и безвольным человеком, не способным к исполнению командирских обязанностей, в то время, когда от владельцев барка по телеграфу не поступает никаких распоряжений. Тогда я заявил датчанам, что буду спасать их, даже если они этого не хотят (ибо иное для русского морского офицера невместно), потом ввел на борт барка призовую партию из своих матросов и назначил лейтенанта Франца Карловича де Ливрона исполняющим обязанности командира. С тех пор они для нас «датчанки» - слабые и ранимые существа, нуждающиеся в опеке и защите, и в таком качестве я и сдам их вам с рук на руки, пересчитав по головам, будто стадо баранов. Некоторые из них еще способны нести матросские вахты, другие не могут даже этого, а только рыдают.
– Сурово, но справедливо, - кивнул младший прогрессор.
– Должен сказать, Петр Александрович, что вы поступили абсолютно правильно. В Аквилонии старшие товарищи разберутся с тем, кого из ваших «датчанок» еще можно превратить в человека, а кто так и останется испуганной дрожащей тварью. А сейчас, когда с делами закончено, позвольте по всем правилам представить вам наших товарищей, присутствующих на этой встрече, после чего на время откланяться...
Два часа спустя, там же.
О чем адмирал Толбузин, его офицеры и отец Макарий, уверовавшие в Замысел, толковали со своими коллегами из середины девятнадцатого века, Сергей-младший не знал, и знать не хотел. Самое главное, что совет отца Бонифация оказался совершенно правильным, и после того разговора офицеры с «Опричника» выглядели тихими и покладистыми. Даже лейтенант Купреянов, первоначально скептически крививший губы, с повинной головой пошел младшему прогрессору каяться в грешных мыслях и поносных словах.
– Забудьте, Николай, - отмахнулся тот, - вы мне об этом сказали, очистили душу, Господь увидел ваше раскаяние, я вас простил - и все, больше об этом ни полслова, ни ползвука. И не надо на меня так смотреть, я не апостол и даже не святой, а всего лишь человек, выполняющий различные поручения, необходимые для воплощения Замысла.