Алый флаг Аквилонии. Железные люди
Шрифт:
Младший прогрессор был уже на берегу, и никто не заметил, как он там оказался - наверное, прибыл на баркасе вместе со своим взводом волчиц-воительниц. Офицеры с «Опричника» пока не знали, что вон те четыре одетые по-мужски и вооруженные девицы, что ни на шаг не отстают от своего шефа - это не стандартные адъютанты-секретари, а законные и любимые жены: Бьёрг, Ауса, Чилла и Лаис. Впрочем, было видно, что тот не распоряжается, не командует, не размахивает руками и не топает ногами, а просто присутствует - но, несмотря на это, при устройстве лагеря не наблюдалось какого-либо беспорядка или суеты, все делалось быстро и как бы само собой.
– Удивительный порядок, господа!
–
– Ясно же, что все эти люди из разных краев и даже разных времен, но выглядит все так, будто это одна команда, действующая между собой в полном согласии. И, что удивительно более всего, значительная часть этой команды - это бабы и девки какого-то особенного дикого вида. Наши прекрасные «датчанки», хотя и родились в мужском роде, и рядом не стоят с этими неистовыми фуриями, которые с неведомой обычным бабам храбростью то лезут на мачты фрегата, ловко управляясь с парусами, то с заправским видом носят на плече тяжелое солдатское ружье.
– Тогда, Петр Александрович, - глубокомысленно произнес штурманский подпоручик Филиппов, - этих самых аквилонок следует называть не бабами и девицами, а натуральными амазонками. Интересно, насколько они хороши при ближайшем рассмотрении?
– Вот когда сойдем на берег, - хмыкнул командир «Опричника», - тогда и рассмотрите их вблизи во всех подробностях. Да и потом времени для этого у вас будет более чем достаточно. Но только я вас прошу во время знакомства не переходить ту невидимую черту, что отделяет невинный флирт от неприличного предложения. Как я понимаю, в последнем случае самое малое, что вас ждет, это пощечина тяжелой ручкой дамы, привыкшей каждодневно карабкаться на мачты или заправски управляющейся со штуцером.
– А что, Петр Александрович, вы все-таки надумали присоединяться к этой Аквилонии?
– спросил лейтенант Купреянов.
– А что, Николай, у нас есть какой-то иной выход?
– вопросом на вопрос ответил тот.
– Местная земля еще совершенно пустынна и дика, в противном случае в этом весьма удобном для жизни месте находился бы город или хотя бы рыбацкая деревушка. Закрытая от ветров с океана гавань, пресная вода, недалекий лес, который можно пустить на постройки, и при этом нас тут не встречает ни единый человек... Все точно так же, как мы наблюдали на том месте, где прежде стоял Кейптаун. Странно же, господа... Никто не назовет меня трусом, но от таких обстоятельств жуть пробирает до самых костей.
– Удивительно, Петр Александрович, - хмыкнул лейтенант Суслов, - а ведь мы почитали вас за железного человека, который без страха и сомнений твердой рукой вел нас к неведомой цели.
– Это было верно, Константин, когда мы были затеряны в бескрайнем океане, - ответил Селиванов, - да и потом, в Столовой бухте, когда мы уже знали, где находимся, но еще не ведали, чем, где и когда завершится это приключение. Но теперь у меня такое чувство, что я привел вас туда, куда нужно - к цивилизованным людям, готовым принять нас как своих, а потому снова могу проявлять обычные человеческие слабости: бояться таинственного и неизведанного и при случае напиваться в порту до потери сознания.
И как раз в этот момент на фрегате по трапу стали спускаться женские фигуры в длинных белых одеждах и накидках на голову, при виде которых у офицеров «Опричника» от удивления открылись рты.
– Господа...
– мичман Карякин выглядел до крайности потрясенным, - так ведь это же... монахини!
– Точно, монахини, - подтвердил капитан-лейтенант Селиванов и через некоторое время добавил: - А на берегу их встречает сам адмирал Толбузин, да-с! Целует ручку одной из них - скорее всего, матери-настоятельнице -
– А мне этот господин Петров совершенно не показался, - напуская на себя солидность, сказал лейтенант Купреянов.
– Мальчишка-с!
– Так вам бы и Петр Великий году так в тысяча шестьсот восемьдесят девятом тоже бы не показался, ибо тогда он тоже был мальчишкой, - с иронией парировал командир «Опричника».
– Нет, есть в этом господине Петрове нечто такое особенное, чего сразу не выразить словами. Пример тому - адмирал Толбузин, который явно признал старшинство этого действительно очень молодого человека. И в то же время видно, что между этими двумя людьми существует взаимное уважение и доверие... Но сейчас следует говорить совсем не об этом, господа. Наше дальнейшее промедление со сходом на берег становится уже совершенно неприличным. Николай (лейтенант Купреянов), распорядитесь, чтобы на воду спускали шлюпки. Нашей команде тоже пора присоединиться к общей компании.
– Петр Александрович, быть может, не стоит прямо сейчас отпускать на берег нижних чинов?
– обеспокоенно спросил тот.
– А то как бы чего не вышло - уж больно свободные нравы демонстрируют господа аквилонцы в отношениях между выше- и нижестоящими...
– Мы не можем вечно прятать наших матросов от аквилонских соблазнов, - вздохнул капитан-лейтенант СеЛиванов.
– Вы же все слышали своими ушами. Или мы присоединяемся к этим людям, и тогда они нас принимают как своих, или отделяемся, влачим жалкое существование, и в итоге дичаем или погибаем. Или вы рассчитываете, что мы, забившись в какой-нибудь глухой угол, сможем создать свое собственное государство? Я лично в себе подобных талантов не чувствую. Мы, конечно, будем похрабрее, чем наши милые «датчанки», которые сложили лапки и собрались умирать, но длят решения подобной задачи одной храбрости недостаточно. Даже ваш Папа, будучи главноуправляющим русских колоний в Америке, был не сам по себе, а опирался на всю мощь Российского государства, которое присылало ему людей и припасы.
– Все это верно, Петр Александрович, но все равно я сомневаюсь в целесообразности данного шага...
– сказал лейтенант Купреянов.
– Быть может, мы как-нибудь сами?
– Да что я с вами разговариваю, господин лейтенант!
– рассердился командир «Опричника».
– Выполняйте мое приказание, или я для вас уже не командир?
– В таком случае, Петр Александрович, я буду вынужден вас... убить!
– сказал Николай Купреянов, решительно расстегивая кобуру с револьвером Смита и Вессона первой модели, купленным им по случаю в Шанхае.
– И долго вы сами думаете после этого прожить?
– иронически прищурив один глаз, спросил Селиванов.
– Я-то смерти отбоялся еще на войне с господами европейскими коалиционерами, а вы - человек молодой, не знающий, с каким грохотом рвутся на батареях британские и французские бомбы. При этом наши с вами матросики тут рядом, все видят и слышат. Смерти они тако же не боятся, ибо все бывалые, зато сгинуть безвестно по вине глупого мальчишки, испугавшегося аквилонских порядков, никто из них не хочет. Едва только вы сделаете выстрел, как они скрутят вас в бараний рог и отдадут на суд господину Петрову и адмиралу Толбузину. Сами они тогда будут чисты, ибо не допустят ни малейшего самоуправства, а вас еще до заката солнца повесят тут же на иске рея, аки мятежника, поднявшего руку на своего командира.