Алый Крик

де Кастелл Себастьян

– Скажи это так, как говорил бы очень маленькому ребёнку, – посоветовала я.

Теперь Бинто выписывал знаки медленно и очень тщательно.

– Ты ходок по воде. Последователь ветра. Нож молнии. Стена из камня.

От изумления я чуть не выпала из седла. То, что изобразил Бинто, было удивительно похоже на четыре Пути аргоси – Путь Воды, Путь Ветра, Путь Грома и Путь Камня.

– Ты знаешь о нас?

– Да. Мой отец изучал старую книгу, в которой описывалось учение таких людей. Это было до того, как

он… изменился.

Я ничего не понимала. Во-первых, Дюррал и Энна объясняли мне, что о Путях аргоси нигде не написано. Не существовало какого-то одного метода обучения искусствам, и поэтому каждый маэтри должен был сам найти правильный способ передать знания своему тейзану. И, что ещё более важно: какая могла быть связь между подобной книгой и безумием отца мальчика?

– Бинто, что это за книга, которую твой отец…

– Произнеси название того, что ты есть, – сказал он, поднеся указательный и средний пальцы к моим губам.

Иногда он делал так, прося произнести слово вслух. Он прижимал пальцы к моим губам, чтобы почувствовать его форму и вибрации.

– Ар-го-си.

– Ещё раз, – скомандовал он. – Более злобно.

«Более злобно» – это, я думаю, был его способ сказать: «громче», потому что он ассоциировал большую громкость с эмоциональностью людей.

– АР-ГО-СИ, – проорала я так, что Квадлопо встревоженно заржал.

Я успокаивающе похлопала коня по шее. Он фыркнул, таким образом сообщив мне, что больше не надо на него кричать. Большое спасибо за понимание.

Бинто издал несколько коротких гудящих звуков, которые были совсем не похожи на слово «аргоси», но, казалось, вполне его удовлетворили. Он повторил трёхсложное гудение.

– Мне нравится это слово. Похоже на то, что оно описывает.

– Рада, что тебе понравилось. А теперь расскажи мне о…

– Чему ты учишься у своих наставников? Сражаться? Так, как ты сражалась, когда убила отца и его подругу?

– Это было не… Да. Один из навыков называется…

Я поразмыслила, как правильно описать арта эрес, и наконец остановилась на «боевом танце».

– Значит, ты воительница.

– Нет. Боевые танцы – это лишь малая часть того, чему мы учимся. Есть семь талантов…

Я довольно коряво изобразила сложную последовательность жестов, обозначающих «аргоси».

– Назови мне эти семь талантов.

Ну вот, новое дело! До сих пор я вела себя с мальчиком осторожно. По личному опыту я знаю, что напускное спокойствие и незаинтересованность в травмирующих событиях могут быть маской, которую опасно снимать. Но мне нужно было выяснить, что случилось в монастыре, а Бинто до сих пор не дал мне ничего, кроме смутных намёков.

– Я расскажу тебе об одном из семи талантов, – сказала я. – Он называется… слышать-то-что-не-сказано-и-видеть-то-чего-там-нет.

Ладно, согласна, это не самое точное описание арта превис, но я делала всё, что могла, изъясняясь на чужом языке.

– Расскажи мне, – попросил Бинто.

– Благодаря этому навыку мы узнаём, что порой, если кто-то проявляет к тебе большой интерес, на самом деле, возможно, это не так.

Бинто поджал губы.

– То есть он лжёт?

– Не лжёт. Он задаёт тебе вопросы, чтобы избежать ответов на твои.

Я, вероятно, что-то напутала. Я не знала точно, чем отличается «избежать» от «бежать» или «уклоняться». Тем не менее, мальчик понял, что я имею в виду.

– Меня зовут Бинто, – сказал он. Хотя, разумеется, он использовал жесты, обозначающие «синяя птица». У меня вошло в привычку мысленно составлять фразы из его знаков и движений. – Мне девять лет.

– Я не понимаю…

Он сделал короткий и резкий взмах, что значило одновременно «прекрати» и «замолчи».

Я согласно кивнула.

Несколько секунд Бинто смотрел на меня, а потом продолжил:

– Четыре дня и много миль я был храбр. Я делаю это, оставаясь здесь. Не там.

– Там?

– В прошлом времени. В том, что случилось. Если я буду жить здесь, сейчас, на песке, под луной, думая только о следующем шаге, я смогу быть храбрым. Если я мысленно вернусь в прошлое, я больше не буду храбрым. Понимаешь?

«Лучше, чем ты можешь себе представить, малыш», – подумала я. И кивнула.

– Если я не буду храбрым, то не смогу выжить, – продолжал Бинто.

Несколько мгновений он колебался, начиная составлять разные фигуры, но не заканчивая их. Наконец я взяла его дрожащие пальцы в свои и свободной рукой сказала:

– Я буду храброй ради тебя. Пока ты не сможешь снова стать храбрым ради себя.

Бинто довольно долго смотрел на меня снизу вверх – и это было для него необычно. В основном он озирался по сторонам или сосредотачивался на моих руках, стараясь уяснить, что я говорю. Но теперь он выдержал пристальный взгляд, будто пытаясь понять, что ему могут сказать мои глаза. И словно прорвалась плотина, слишком долго удерживающая воды реки. Слёзы хлынули у него из глаз, а из горла вырвался вопль, прозвучавший для меня диссонансом, но в то же время показавшийся очень знакомым. Он рассказывал о боли – так красноречиво, как не смог бы поведать ни один язык.

До сих пор я старалась не прикасаться к Бинто, видя, что ему это неприятно, но теперь взяла мальчика пальцами за подбородок и приподняла его голову, чтобы он увидел то, что я собиралась сказать.

– Можно я тебя обниму?

Рыдания всё ещё сотрясали Бинто, а из глаз катились слёзы. Дрожащими пальцами он сказал:

– Если я позволю меня обнять, ты будешь смеяться?

Я смутилась.

– Конечно же, я не буду смеяться над тобой, Бинто.

Он покачал головой и ответил: