Алый Завет
Шрифт:
Частично ослепленный Грандмастер, не видя всего своего окружения сквозь багряную пелену, попытался отступить, но тут уже Кавим не дал ему такой возможности. Всего один стремительный замах, и шея Имисаля раскрылась, подобно второму рту. Ярко-алая кровь из горла дяди ударила фонтаном, попадая на его племянника и дорогие ковры амира. Пожилой аристократ тут же рухнул на пол, сраженный не только сталью, но и энергией Искры моего соратника, и только мощная рубиновая струя, хлещущая из распоротого горла, давала понять, что сердце старика еще бьется.
В зале воцарилась тишина, сквозь которую отчетливо были слышны судорожные хрипы поверженного Грандмастера и
— Я сделал это… — прочитал я по губам Эль Муджаха.
— Ты сделал, — шепотом подтвердил я. — Правда всегда была на твоей стороне, мой друг.
Глава 18
Победа Кавима, которая по мнению большинства аристократов состоялась вопреки всякому здравому смыслу, а значит, имела какое-то божественное вмешательство, сильно всколыхнула высокое общество. Даже амир произнес короткую речь и признался, что ему с небес было дано откровение, благодаря которому он и узнал о подлости покойного главы Эль Муджаха. И сие стало последней каплей, которая окончательно поменяла мнение шахирцев о произошедшем. Южане, обсуждая кровавые слезы Имисаля, нашли даже какие-то параллели в своих священных текстах, называя это карой Нальмунаши.
Собственно, поставленную перед собой задачу на этом я считал выполненной, а следовательно, меня ничего более не задерживало в султанате. Я дал знак Асталу и мы двинулись к выходу, намереваясь вновь пересечь пустыню и степи не останавливаясь в Зинате для отдыха. Правитель Фатир не посмел нас задерживать, поскольку считал прислужниками каких-то высших сил, но вот Кавим к нашему уходу отнесся весьма болезненно.
Он нагнал нас, покинув трапезную, и не собирался никуда отпускать. А потом и вовсе вознамерился отправиться в Исхирос с нами. Поэтому мне пришлось немного надавить на него, воззвав к его долгу перед своим родом. Как я и ожидал, отмахнуться от такого аргумента Грандмастер не смог. Теперь ему предстояло снова привыкать к жизни аристократа, а заодно и тащить нелегкое бремя главы Эль Муджах.
Прощание получилось несколько скомканным, потому что Кавим все еще пребывал в легкой прострации от событий сегодняшнего дня. Месть свершилась, общество сняло с него презренное клеймо, амир ему благоволит, но на душе южанина, почему-то, оставалось все так же тягостно и пасмурно, как и все годы до этого.
— Помнишь, Данмар, я когда-то говорил тебе о мести? — Спросил Астал так, чтобы никто другой его не мог услышать. — Вот это я и имел в виду. Смерть дяди не принесла Кавиму успокоения, а только утяжелила бремя, лежащее на его совести.
— И все же, это был его выбор, мой огромный друг, — спокойно парировал я. — Пусть не каждый способен осознать последствия своих поступков, но это не избавляет от обязанности нести за них ответственность. Наш соратник не глупец, он все понимал, но все равно не отступился от своей цели.
— Ну а ты, Данмар?
— Что я?
— Какая цель у тебя? К чему ты сам движешься?
Прежде чем ответить, я бросил взгляд на безоблачное голубое небо. Такое безмятежное и прекрасное. Наверное, такой же мирной должна быть и смерть для любой почившей души. Никто не имеет права вмешиваться в этот естественный порядок, даже сам Дьявол.
— Когда-нибудь ты поймешь это, Астал, — сказал я после непродолжительного молчания. — Но если я отвечу тебе сейчас, то ты, скорее всего, посчитаешь меня сумасшедшим.
— Почему-то я был уверен, что ты скажешь что-то в подобном духе. Любишь ты напускать тумана, Данмар…
За то время, что я отсутствовал в Махи, произошло не так уж и много. После явления «ангела» на публичной казни моих последователей, жрецы Воргана перестали уничтожать еретиков. Нет, они, конечно, по-прежнему всячески пресекали проповеди на улицах совместно с городской стражей, и особо не церемонились в применении силы. Однако пролитой крови стало заметно меньше. Кроме того, как мне сообщила Кара, некоторых пророков даже отпускали с различными напутствиями, цель которых была вызвать Небесного воина на мирный диалог.
Одновременно с этим я узнал, что меня разыскивает и тот самый экзарх, с которым я имел удовольствие вести беседу и которая стоила мне двух сломанных пальцев. Похоже, что патриархи Ордена уже оценили масштаб грядущих проблем, и теперь готовы были поступиться своими принципами ради любой информации. То, что явившийся посланник Воргана выступил на стороне каких-то чокнутых сектантов, оказалось для храмовников настоящим ударом по репутации. Среди простого люда поползли различные слухи о том, что нынешние служители бога очень далеки от заветов Великого Стража. Все чаще звучали крамольные изречения, что на протяжении сотен и тысяч лет жрецы врали людям.
Иными словами, руководство Ордена не могло не заметить, что их авторитет среди граждан империи сильно пошатнулся. А посему они заняли выжидательную позицию, не рискуя в одностороннем порядке обострять конфликт с еретическими ковенами, чтобы не нанести еще больший урон своему имени. А то Дьявол знает, на что еще способен этот крылатый уничтожитель, если объявится вновь.
Что касалось Иилия, то он тоже не спешил отказываться от настырных намерений со мной повстречаться. Не так давно в Махи прибыла целая палатинская когорта ауксилариев, которые не подчинялись напрямую здешнему наместнику. Командир этих гвардейцев вел самостоятельную розыскную деятельность, пытаясь найти меня, и должен сказать, что его присутствие сильно нервировало многих аристократов, к которым он захаживал. Тем не менее, это были сущие цветочки по сравнению с тем, что сейчас переживал ставленник императора. По сути, этим своим действием правитель Исхироса признал профнепригодность руководителя провинции, и чиновник не мог не обратить внимания на столь прозрачный намек.
Однако же нельзя было сказать, что Иилий Второй пытался принудить меня к диалогу исключительно одной силой. Нет, он прибегал и к другим инструментам. К примеру, я с минимальным интервалом получил целых три приглашения во дворец на различные мероприятия. На общеимперский турнир Аколитов, на праздник весеннего равноденствия и даже на состязание исхироских артефакторов, к которым я никогда не имел никакого отношения. Это если не считать остального десятка писем из канцелярии правителя, где мне прямым текстом предписывалось бросить все дела и двигаться в Агат. Причем, если первые послания больше походили на повестки, безапелляционно требующие моего немедленного присутствия, то содержание каждого последующего заметно смягчалось. В последнем меня чуть ли не умоляли почтить столицу своим визитом, если у меня, конечно, не найдется препятствующих этому каких-либо важных обстоятельств. И буде такие вдруг есть, то не соизволю ли я назвать приблизительную дату, когда меня стоит ожидать в столице.