Амандина
Шрифт:
твоя Анжелика
9 июля 1941, Париж
Его зовут Сергиуш, нашего третьего сына. Мой дорогой Януш, я не могу описать, как мил мне этот ребенок. Конечно, он много страдал, он робок и раним, редко говорит без необходимости. Но не прошло и двух дней, как он завоевал сердца нашего маленького племени. Баська обожает его, и мы с ней конкурируем в нашем желании заботиться о нем. Он любит музыку и говорит, что играл на фортепиано с четырех лет и до тех пор, пока… Его родители были убиты давно, о нем заботился старший брат, пока того не расстреляли в Быдгоще прямо у мальчика на глазах. Его жизнь с того дня… Я буду ждать, когда смогу сказать больше.
Когда же кончится война, любовь моя?
твоя Анжелика
Часть 6
Май 1941
Деревня в Бургундии
Глава 36
— Можно заглянуть в твой чемодан? Просто чтобы убедиться, что ты ничего не забыла.
Доминик и Амандина были в гостиной, в гостиной, где они пели и танцевали, ели и спали в ночь перед смертью Соланж. Они продолжали делить эту комнату и восемь дней спустя. Амандина — на шезлонге, Доминик — на диване, девочка в течение первых трех дней ни спала, ни ела, ни говорила. Когда Доминик пыталась успокоить ребенка, вызывала ее на разговор, Амандина лишь открывала глаза, качала головой, иногда улыбалась, специально, чтобы Доминик меньше тревожилась. А потом неизменно ныряла обратно в свои мысли. И в продолжение многих часов Доминик сидела рядом с девочкой, гладя ее по спине и рукам. Пыталась накормить ее.
Амандина думала о Клод, маленькой пятилетней алжирской девчушке, которая жила с мадам Обрак, когда Амандина и Соланж появились там, и именно о ней девочка заговорила после нескольких дней молчания.
— Может быть, я должна вернуться к мадам Обрак. Я могу помогать с Клод. Ее родители пропали, и она будет жить в приюте. Если я вернусь, чтобы ухаживать за ней, ей не придется идти в детский дом.
— Прошло время, — ответила Доминик, — и я думаю, что Клод уже увезли от госпожи Обрак. Но я думаю, что это прекрасно, что ты… Может ты мне расскажешь, о чем еще думаешь?
— Я не знаю.
— Нет слов?
— Это не получится сказать.
— А ты просто попробуй, как выйдет.
— Одиночество. Страх. Маман. Соланж. Иногда я говорю «боши».
— Это странно, но в последние дни я говорю себе то же. Одни и те же слова. Я еще добавляю «Амандина».
— Я думаю, мы не такие разные.
— Вовсе нет. Независимо от того, насколько мы представляем себя отличными от других, на самом деле это не так. Не так уж сильно мы отличаемся друг от друга.
— Даже боши?
Доминик улыбнулась вопросу и только покачала головой.
— Кажется, я хочу есть, — произнесла Амандина.
Среди вещей Соланж Доминик нашла пакет, обернутый коричневой посылочной бумагой и перевязанный белым шпагатом. На прикрепленной к нему маленькой белой карточке было написано одно слово: «Амандина». Доминик подержала его в руках и отложила в сторону. Она перебрала одежду Соланж, аккуратно сложила и вернула обратно в чемодан. Документы, удостоверяющие личность Соланж, Доминик собрала в конверт, запечатала и положила поверх вещей. Она прихватила пакет и спустилась вниз по лестнице в гостиную, где у огня сидела Амандина.
— Я нашла это в чемодане. Я думаю, ты предпочла бы упаковать его сама, чтобы знать, где он лежит.
Доминик протянула пакет девочке и опустила его на столик у шезлонга.
Амандина взяла его в руки, изучила, как будто видела впервые.
— Я не должна открывать, пока мне не исполнится тринадцать лет. Я не знаю, что это такое, но это то, что досталось мне вместе с Соланж.
— Это было оставлено для тебя? Подарок?
— Как подарок.
— От кого?
— От дамы с оленьими глазами. Так сказала Соланж.
— Оленьи глаза. Красиво. И ты не знаешь, что там внутри?
— Нет, думаю, может, было бы лучше открыть его? Я обещала, но…
— Я думаю, что так будет хорошо. Я думаю, ты должна открыть.
Амандина посмотрела на пакет, потом на Доминик и начала развязывать шпагат.
Доминик потянулась к ней.
— Здесь, давай я помогу.
— Я сама. Я должна сама.
Амандина освободила сначала один угол пакета, затем другой, шурша бумагой. Она села прямее и вынула маленький черный бархатный конверт с жесткой спинкой, в трех углах застегнутый на бархатные кнопочки. Девочка отстегнула уголки один за другим — на жесткой части конверта висел кулон. Он был выполнен в виде маленького флакона из какого-то фиолетового камня с пробкой из лиловой жемчужины. Не открепляя ленту, Амандина приподняла камень, почувствовала его тяжесть на своей ладони.
— О, — только и смогла произнести она. Потом снова и снова.
— Можно посмотреть?
Не отвечая Доминик, Амандина продолжала рассматривать находку со всех сторон.
— А вот и лента, — сообщила она, открепляя полоску того же черного бархата, как конверт.
— Это носят на шее?
— Думаю, да.
Доминик опустилась на колени у кресла Амандины, рассматривая кулон, который девочка держала за ленту, позволяя ему свободно раскачиваться.
— Да, прекрасное ожерелье. Очень старое, я думаю. И скорее всего уникальное. Хочешь примерить его? Придержи волосы, а я застегну сзади. Вот так… Подожди, я поправлю, чтобы камень лежал правильно.
Доминик поднялась на ноги, отступила назад и любовалась эффектом.
— Амандина, выглядит замечательно. Кто была та леди, которая оставила его для тебя? Дама с…
— Соланж сама не знала, кто она такая. Леди, в один прекрасный день пришедшая навестить ее бабушку. Она не была моей матерью. Соланж это знала. Но она считала, что незнакомке известно, кто моя мать. По крайней мере, она так думала.
— Это великолепный подарок.
— Соланж называла его символом.
— Конечно, символ.
— Я не понимаю. Но мне нравится.
— Я думаю, что Соланж имела в виду, что кулон был символом материнской привязанности. Ее любви.
— Согласна. У Клод тоже остались символы. Письма и фотографии будут переправлены с ней в детский дом. Я слышала, мадам Обрак говорила Соланж.
— Другой символ, но…
— Вы знаете, почему я хочу обязательно добраться до дома? Я имею в виду до дома Соланж.