Амазонка пустыни
Шрифт:
Иван Павлович открыл глаза. Было еще темно, но звезды гасли, снег казался серым, и стали видны силуэты людей. Пропел эту фразу веселый казак Попадейкин, уже мостившийся, чтобы согреть чаю. Люди просыпались, по-тягивались, зевали… Начали поить лошадей, задавать яч-мень, седлать и вьючить.
Стало светло. Но солнца не было. Оно было за гора-ми, и было очевидно, что лишь около полудня заглянут его лучи на эту снеговую массу и начнут растапливать ледник.
Теперь стала видна узкая тропинка, протоптанная в снегу киргизами. Она врезалась в ледник и поднималась на его вершину. Легкая белая пушинка, будто прилипшая между двух черных утесов,
Отряд вошел в еловый лес. Среди можжевельника, как колонны тихого храма, высились серые стволы алтай-ской ели, и мутная зелень ее игл издавала легкий смоли-стый запах.
Едва заметная тропинка влилась теперь в широкую лесную дорогу, по которой волоком таскали деревья. Отряд сел на лошадей и быстро стал спускаться.
У домика лесника его хозяин вышел на топот коней и с удивлением смотрел, откуда появились казаки. Спро-сили его о Зарифе, но он ничего не слыхал.
Около полудня разведали Пржевальск. Там уже была тревога. Зарифа ожидали вчера из Каркары, но он не пришел. Обрадовались казакам, уговаривали их остаться, но Иван Павлович перемигнулся с Аничковым, и они пошли по почтовому тракту на восток.
Вечером у самого перевала еще раз переменили ло-шадей в хорошем киргизском табуне. Не без грусти оста-вил Иван Павлович своего Красавчика и сел на чужую, плохо знающую повод лошадь, и только Аничков ехал на своем блестящем, кровном, золотисто-рыжем Альмансо-ре, который не знал утомления.
На перевале встретились киргизы. Они бежали из Каркары. Там был Зариф со своей шайкой. Он резал ба-ранов, угонял табуны, забирал все богатства киргизских кочевьев.
Старики и старухи спаслись, молодые киргизы час-тью были убиты, частью рассеялись в горы, девушек За-риф брал с собой… Продаст в Аксу или Турфане…
Это известие оживило изнемогавших от долгого пу-ти казаков. Свежие лошади шли хорошо, и в сумерках отряд проходил мимо громадной груды, наваленной вы-сокой пирамидой, по преданию, войсками Тамерлана, когда они шли в Европу, и рядом лежала маленькая куч-ка камней — это были камни, положенные солдатами ве-ликого монгола на обратном пути. Каждый воин клал камень, когда шел туда, и каждый положил при возвращении. Так наглядно исчислил Тамерлан свои потери во время похода на Европу.
Два трупа киргизов лежали на дороге. Они говори-ли красноречивее рассказов и донесений о близости раз-бойника.
Было совсем темно, когда казаки вошли в долину Кар-кары. Вперед от гор до гор побежали дозоры. Казаки сня-ли винтовки. В темноте ночи сторожко шли казачьи кони.
В полночь наткнулись еще на труп киргиза. Он был совершенно свеж. Орлы и вороны не успели исклевать, и шакалы не тронули его. Еще сегодня шайка хозяйничала здесь. И стало ясно, что Зариф о чем-то пронюхал и по-боялся идти на Пржевальск и вдоль озера к русским по-селкам, но ограничился грабежом киргизских летовок и ударился назад, к китайской границе.
Каркара, обычно в летнее время полная табунов и стад, была пуста. Ее как вымело. Изредка попадались одиноч-ные овцы, отбившиеся при угоне.
Отряд Ивана Павловича шел рысью и наметом. Охотничьи сердца казаков разгорелись, темная ночь была не страшна, а долина реки Каркары была обставлена кругом горами, и в ней нельзя было заблудиться.
Далеко за полночь подошли к спуску с плоскогорья. Дорога раздваивалась. Трудно проходимая, каменистая узкая тропа шла подножиями Хан-Тенгри через много тя-желых перевалов и ущелий в Китай, большой тракт сво-рачивал на север и направлялся через Зайцевское в доли-ну реки Или.
— Ты знаешь, Николай, — сказал Иван Павлович, подъезжая к остановившемуся на распутье Аничкову, — не понравился мне дунганин в Менде-Кара.
— Да… Конечно, это он донес о нас Зарифу и заста-вил свернуть от Пржевальска.
— Уйдет опять…
— Посмотрим.
— Как думаешь, как он пошел отсюда?
— Пошел по тракту и, не доходя до Зайцевского, свернул на Кольджат.
Мучительной, не знаемой раньше болью сжалось сердце Ивана Павловича. Фанни вспомнилась ему, вста-ла перед ним в своем сером армячке и кабардинской шап-ке, и суровый воин и житель гор почувствовал, как похо-лодели руки и ноги, сердце остановилось от тоски и стра-ха за нее.
— Ну конечно, — продолжал Аничков, — по горной тропе стада добычи скоро не погонишь, а он торопится.
Большой тракт и дорога вдоль Или кружна. Джаркент близок, и он боится, что там ему перережут путь. Лазут-чики и преданные киргизы и дунгане сказали ему, что в Кольджате никого нет, и он пойдет на пролом Коль-джатского поста.
— Вперед! — бешено, не своим голосом крикнул Иван Павлович, и отряд помчался к краю долины Карка-ры, к извилистому спуску в Илийскую долину.
XIII
Яркие огни выстрелов мотнулись сполохами в полу-свете нарождающегося дня, и горное эхо прокатилось по ущельям.
У спуска толпились стада. Тревожно блеяли бараны, быки сгрудились темно-бурой массой, и белые рога тор-чали над ними каким-то частоколом. Ревели потревожен-ные верблюды. Человек двадцать конных киргизов, охра-нявших их, открыли стрельбу по казакам.
— Строй лаву! — крикнул Иван Павлович. — Айда за мной!
Аничков выхватил из ножен стальную полоску доро-гого клинка и, пустив Альмансора, мчался на маячивше-го с винтовкой в руках, на хорошей сытой лошади, богато одетого киргиза.
Грянуло «ура». Киргизы поскакали в стороны.
Аничков нагнал богатого киргиза. Киргиз бросил винтовку, соскочил на полном ходу с лошади и покорно стал на колени. Узкие глаза его бегали по сторонам и го-рели злобой. Казаки окружили его.
Иван Павлович организовал захват скота, оставил десять казаков для его охраны и подъехал к пленнику.
Он говорил на горном наречии каракиргизов, и его с трудом понимали казаки. Он «большой человек», помощник и правая рука Зарифа, Зариф поручил ему вчера остаться со стадами для отдыха в долине, а сам с главной добычей пошел на Кольджат, чтобы очистить путь.