Америка глазами заблудшего туриста
Шрифт:
Крепло подозрение, что в городе что-то происходит, о чём не ведаем только мы. Ещё не успев вспотеть, я предложил Саше закончить гонять мячи, и сходить прогуляться по городу. Он удивился, напомнив мне, что сегодня все магазины закрыты. Я не мог объяснить ему о своих намерениях, просто настоял вернуться в город. Возвращаясь к машине, я поделился с ним своими наблюдениями. В такую погоду — и не одного человека ни на кортах, ни на футбольном поле, ни на бейсбольном. Зато — какое оживление на улицах.
Переодевшись обратно в штаны, мы оставили ракетки в машине и направились в город. В центре, на травяной лужайке перед каким-то старым административным зданием, собирали и настраивали музыкальную аппаратуру. А вокруг, на травке уже сидели люди разного возраста и резвились дети. Вне всяких сомнений, в городе отмечали какой-то праздник. Не успел я обратиться к кому-нибудь за разъяснением происходящего, как на край лужайки подкатили передвижной холодильник для уличной торговли мороженым, и, спустя несколько минут, образовалась, длинная очередь из взрослых и детей. Таковое
Две девушки в униформах ловко наполняли вафельные стаканчики мороженым разных сортов. Праздные потребители лишь указывали желаемые сорта, а, получив свои порции, благодарили девушек и отходили в сторонку. Деньги не участвовали. Пока мы дождались своего мороженого, ожила музыка. Музыканты, уже немолодые ребята, с энтузиазмом наяривали ударные номера 70-х годов из репертуара Creedence Clearwater Revivаl (CCR — так их здесь сокращённо называют).
Раздача мороженого и бодрые ритмы музыки привлекали на лужайку всё больше людей. Вскоре травяное пространство было плотно оккупировано. Сначала дети, а затем и взрослые стали выплясывать перед музыкантами. Основная же масса посиживала на травке. В нескольких шагах от нас разместились две барышни. Интерес к мороженому у Саши отошёл на второй план. Машинально доедая свою порцию, он стрелял глазами в их сторону, не зная, как привлечь внимание девушек. Мороженое им не предложишь, у них оно уже было, сказать что-то — язык не проворачивался… Обычно, Саша в подобных ситуациях включал свою тщательно отработанную улыбку, которая в сочетании с парфюмерными благоуханиями, давала понять американским девушкам, что он хороший парень и неровно к ним дышит. В данной ситуации, девушки были на расстоянии нескольких шагов, и запах Сашиного одеколона, вряд ли улавливали. Вокруг было много весёлых и улыбчивых людей и девушкам было сложно отметить его заискивающий, добродушный оскал. Саша спросил: не хочу ли я подъехать к ним с каким-нибудь разговором? Девушки действительно были симпатичными, вероятно, студентки старших курсов, молоденькими их не назовешь. Мне пришлось успокаивать Сашу, объяснив, что здесь слишком шумно для разговоров и вообще — это пустая затея. Подобными проявлениями внимания даже бруклинскую русскоязычную Катю трудно заинтересовать. А уж этих — и тем более.
Неподалеку от нас на лужайке расположилась ещё одна передвижка, предлагающая арахис и другие сорта орешков. Я просил Сашу подождать меня и скоро вернулся с двумя пакетами орехов. Но из всех этих бесплатных радостей Сашу более всего волновали сидящие неподалеку девушки, не замечающие его, молодого и улыбчивого. Вдруг, внимание всех, и даже Саши, привлекло торжественное шествие оркестра по центральной улице. Музыканты были выряжены в нарядную, полувоенную форму. За оркестром следовала веселая группа молодёжи. Проследив за ходом удаляющегося шествия, я заподозрил, что эта солнечная лужайка с танцами, мороженым и орешками, — не единственное место в городе, где празднуют. Оставив это место, мы последовали за оркестром. Праздничное шествие, к которому присоединились и мы, свернуло с центральной улицы и привело к помпезному зданию с ухоженным парком во дворе. Там всех прибывших встречали приветственными криками и приглашали к празднованию годовщины в их студенческом клубе. Годовщины чего, я так и не понял.
Оглядевшись, я предположил, что этот дом с колоннами и гостеприимно распахнутыми дверьми, является штабом какого-то студенческого клуба или общества. Здесь мы оказались в окружении студентов. Ребята и девушки почти все были в подпитии, и всё располагало к отдыху и гулянию. Вокруг дома бродили студенты с бокалами и пластиковыми стаканами. Мы хорошо вписались в молодёжную суету и решили поближе познакомиться с этим местом. Я быстро вычислил место, где гуляющие заправлялись пивом. Войдя в дом через центральный вход, мы нашли спуск в подвальное помещение. Туда и оттуда бродили ребята с пивными бокалами. Мы тоже спустились вниз по ступенькам и оказались в полуосвещенном подвальном, достаточно просторном пивном баре. Концентрированный пивной запах ударил в голову; глаза адаптировались в полутьме. За стойкой двое дежурных ребят, не спрашивая ни платы, ни фамилии, ни удостоверения члена профсоюза, наливали всем желающим пиво. Людей здесь было много… шуму тоже. У телевизора собралась группа болельщиков, бурно наблюдавших за футбольным матчем. Сидя за деревянными столами и стоя группками, ребята и девушки, попивая пиво, гудели о своём. Многие курили. Мы заправились пивом, и вышли на воздух. Со стаканами в руках, как с клубными значками, мы чувствовали себя уверенней. Решили осмотреть дом. Поднялись на второй этаж. Там оказалось много комнат, двери были открыты. Здесь заседали студенты, которые предпочитали проводить время в узком кругу и без лишнего шума. Второй этаж, тихий и прохладный, со старой мебелью и картинами на стенах понравился и нам. Осмотрев дом, мы снова спустились в пивной бар и повторно наполнили стаканы. Из бара вышли через другой выход, ведущий на внутренний дворик. Там на травке паслось множество нетрезвых молодых людей. У общего очага, где на угольках коптились гамбургеры и сосиски, гости загружали бумажные тарелки различными салатами, гамбургерами и хот догами. Многие посиживали и лежали на травке вокруг. В центре лужайки располагалась готовая к эксплуатации музыкальная аппаратура, инструменты пока оставлены без дела. Я понял, что мы угодили в паузу. Снова, пользуясь праздничным гостеприимством, мы отметились у пункта общепита и с наполненными
В перерывах между музыкальными номерами можно было расслышать, что где-то ещё играет живая музыка. Перед тем, как уйти, мы ещё раз спустились в подвал и наполнили стаканы пивом.
Далеко идти не пришлось. В соседнем квартале, во дворике особняка мы нашли нечто подобное концерту. Большинство собравшихся людей пришли сюда на музыку. Не обратить внимание на исполняемые здесь музыкальные номера, было трудно. Ритмы гипнотизировали! Играли своё, и от души. Пространство на лужайке перед музыкантами было заполнено молодёжью. Пару человек с камерой снимали происходящее. На улице у двора собралось немало наблюдателей, подобных нам. Музыканты — явно не лабухи, специализирующиеся на свадьбах и прочих торжествах, с упоением выплескивали номер за номером. Я так и не узнал кто эти ребята и откуда они. Могу лишь сказать, что в сравнении с тем массовым потоком музыкального хлама (даже с известными именами), которого полно на выпускаемых компактах и в эфире, эти ребята воспринимались как нечто свежее, бодрящее и глубоко волнующее. Среди всех очагов городского празднования, которые мы посетили в этот день, последняя музыкальная команда была, пожалуй, самым энергичным и настоящим источником праздничного настроения. Попав под их звуковое артистичное воздействие, я испытал именины сердца. И уж подумывал расположиться где-нибудь поудобней, и понаблюдать концерт. Но Саша не поддержал меня, ему наскучило музыкальное зрелище, и он тянул меня в другие, более пивные места.
В дороге, он частенько просил сменить найденную мною радиостанцию. Умолял не терзать его нервы музыкальным сумбуром, а найти что-нибудь ласкающее слух, иначе он не гарантировал безопасность движения. Я с уважением относился к таким аргументам и исполнял водительские пожелания. Поэтому в пути нас обычно ласкала какая-нибудь майская музыка, и Саша был счастлив.
В этом пешеходном случае, я неохотно пошёл навстречу его просьбе, но мы оставили это место. Гуляя по городу, посетили ещё несколько подобных студенческих центров. В этот погожий праздничный день Принстон понравился мне ещё больше. Горькая необходимость возвращаться в польский Трэнтон, чтобы продолжать работу под командованием Кайзера, подталкивала к бегству, в поиски нового места под солнцем.
Так как мы были уже сыты, то все другие места празднования не представляли особого интереса. Везде было весело и хлебно. Почти везде играла музыкальная команда, но такой живой музыки, какую я обнаружил в последнем месте, больше никто не играл.
Мы обратили внимание на модерновый особняк, отмеченный государственными символами Израиля. Здесь также наблюдалось студенческое движение, но всё происходило по шпионски тихо. Для начала, мы вошли в здание. На первом этаже в прихожей было множество настенных информационных стендов, бегло осмотрев которые, я узнал о расписании различных секций и кружков. Всё здесь было направлено на изучение языка, религии и культуры Израиля. Располагая немалым опытом общения с живыми представителями этой культуры, я мог бы выступить на заседании такого кружка с докладом о специфике работы нелегальных работников в условиях еврейского коммерческого предприятия или летнего лагеря отдыха.
Осматривая здание, мы поднялись на второй этаж. Везде наблюдались признаки приготовлений к празднику, на нас никто не обращал внимания. Мы вышли на балкон, который выходил на внутренний дворик с обязательным травяным пространством. Там и происходил тихий еврейский утренник, который существенно отличался от всех других студенческих собраний.
Первое, что мы отметили, это отсутствие музыки. Второе — всеобщая, принципиальная трезвость и как следствие, — тишина. Третье — время проведения праздничного собрания. Уже вечерело, а здесь только собрались, и, похоже, что ненадолго. Не могу сказать, что всё увиденное здесь не понравилось мне. Скорее наоборот. Было даже любопытно наблюдать их нарядность и чопорность, в то время как по всему городу пьяно гудели и танцевали их коллеги по университету. Единственно, что здесь было общего с другими пирушками — традиционная точка общепита с доступными всем гамбургерами и хот-догами. Пива не было. Обслуживали утренник трое чёрных, как телефоны, ребят, наряженных в торжественные лакейские костюмы.
Спустились и вышли к месту собрания. Мы выделялись своей повседневной одежкой. Праздник складывался так вяло и нескладно, словно они пришли сюда по принуждению, чтобы отметиться и поскорее разойтись. Угощение тоже никого не интересовало. Молодые люди разделились на группки и, попивая водичку, о чём-то беседовали. Наше появление было замечено одним неприкаянным пареньком, который дружелюбно встретил нас рукопожатием и представился. Мне показалось, он был рад нашему появлению и готов говорить с нами о чём угодно, чтобы хоть как-то заполнить своё пустое отбывание на собрании. Но при всем его дружелюбии, наша беседа ограничилась несколькими взаимными вопросами-ответами. Когда ему стало известно, что мы не университетские студенты и даже не евреи, его дружелюбие поостыло и разговор начал пробуксовывать. Саша откровенно заскучал, и мы расстались. Посовещавшись, решили, что пора возвращаться в Трэнтон.