Америка off…
Шрифт:
Из-за закрытых жалюзи шум улицы практически не был слышен, да и какой шум в этом фешенебельном квартале на окраине? Светящиеся цифры на часах безапелляционно сообщали, что сейчас «2:47», то есть самый разгар часа Быка. В это время всем добропорядочным гражданам, особенно такой добропорядочной страны, как Америка (а также неким личностям, для которых право на гражданство, Несмотря на их заслуги перед США, все еще под вопросом), полагается дрыхнуть без задних ног. Для тех же, кто не может, существует масса широко разрекламированных средств, не вызывающих привыкания…
Со вздохом поворошив кучку пестрых аптечных упаковок на столике у кровати, Извеков ограничился лишь половиной стакана бутилированной воды без газа и снова откинулся на подушку.
М-м-да, мистер Извекофф… Вот и пришел к вам нежданно-негаданно тот возраст, когда крепкий и сладкий юношеский сон вспоминается, как полузабытая детская сказка…
Что же все-таки разбудило, выдавило на поверхность бытия из душного кошмара, преследующего с незначительными вариациями которую ночь подряд?
Сергей со вздохом попытался припомнить подробности сегодняшнего изматывающего скитания по пыльным закоулкам своего подсознания, но, как и всегда, смог выделить лишь не связанные друг с другом отрывки… Хоть записывай! Утром не вспомнится и этого, останется лишь тягостное чувство, словно от какой-то забытой встречи, несделанного дела, неясной потери… Как всегда…
«А что бы ты хотел? — ехидно пропищал кто-то, прячущийся между ушами. — Тебе физиологически пятьдесят лет! Ты старик, Серый! Еще червонец — и на пенсию, которой ты, как ни раздувай щеки, не заработал… Ничего, будешь собирать пустые бутылки, прокормишься как-нибудь…»
Конечно, внутренний голос по обыкновению утрировал.
Никакие пустые бутылки Сергею ни сейчас, ни через десять лет, не грозили (интересно, а вообще сдают пустую стеклотару в Америке?). Пожизненная пенсия от правительства США не дала бы голодать не только ему, но и отсутствующим детям и внукам. Если добавить сюда еще и гонорар от книги, надиктованной между делом одному пронырливому врайтеру, то и правнукам… Еще лекции в университетах разных штатов, расписанные на полгода вперед, предложение консультировать фильм о нем с Мэгги (Лос-Анджелес с Голливудом тоже оказались в нулевой зоне, а шоу должно продолжаться, несмотря ни на что…), реклама кое-каких товаров для экстремального туризма на телевидении… Кругленькая сумма, естественно, честно поделенная на три части, полученная на аукционах от продажи и всяких мелочей из «Банни Брэдли», вплоть до стреляных гильз… Кстати, на саму бронемашину наложило лапу военное ведомство, объявив собственностью правительства США, в чем вообще-то было совершенно право…
Может, проклятая газета виновата?
Недели две назад на глаза Сергею попал номер «Нью-Йорк таймс» с немного смазанным портретом улыбающегося Лешки Мерзлина на первой полосе под аршинными буквами заголовка: «СПЕЦСЛУЖБЫ РОССИИ УНАСЛЕДОВАЛИ МИЛЛИАРДЫ». Лишь первые строки статьи: «Полмесяца назад в окрестностях Москвы найден чудовищно обезображенный труп молодого человека, организовавшего скупку обесценившихся после Катастрофы долларов США в России. Неизвестно, каковы были конечные цели этой акции, тогда не имевшей смысла, но юноша с задатками талантливого финансиста сумел в кратчайший срок сконцентрировать в своих руках астрономическую сумму — по разным данным, от пяти до восьми миллиардов долларов наличными! Естественно, подобные операции с валютой, само владение которой в России еще недавно являлось уголовным преступлением, не могли не привлечь внимания спецслужб…»
Наглотавшись успокоительных пилюль, Извеков читал и перечитывал роковую статью, хватался за телефон, чтобы звонить маме Мерзлина в Челябинск, но бросал трубку, лишь услыхав в мембране ее совершенно старческий голос… Великого комбинатора постигло чересчур уж жестокое наказание даже за грех предательства.
Сон все никак не шел, а после выпитой воды добавился еще и некоторый дискомфорт…
Хочешь не хочешь, а пришлось подняться и, накинув халат (в квартире женщины, морпех!), плестись в туалет, расположенный через две двери по коридору.
Вот уж никогда не думал бы паренек, выросший в советской малолитражной квартире с совмещенным санузлом, что ему доведется жить в таких хоромах! Несколько спален, не говоря уже о ванных и туалетах… И это еще не свой дом на побережье Мэйна, о покупке которого сейчас Мэгги ведет переговоры с риэлтерской компанией, а всего лишь городская квартира на двенадцатом этаже огромного старого дома на 17-й стрит…
Такая простая и компанейская (и вообще…), Мэгги оказалась истинной американкой в бытовых вопросах. Сергею сразу же была выделена отдельная ванная, хмм… места общего, вернее, единоличного пользования и, конечно, спальня, хотя специального пропуска в «храм сна» своей законной дражайшей половины (как же, венчаны по полной программе в православном соборе Нью-Йорка!) от него никто не требовал. Дискриминация? Да бросьте! Просто Сергей некоторое время назад начал замечать за собой некоторую склонность к храпу. Да и вообще приходилось вставать иногда по ночам, совсем как сейчас…
А супруга-то тоже, кстати, мается бессонницей: из-под двери ее ванной комнаты протянулся тонкий, как вязальная спица, лучик света.
Решила принять ванну с ароматическими солями для более крепкого сна? Время что-то слишком уж неподходящее… Да и плеска воды не слышно… Уснула в ванне? Как бы не захлебнулась во сне — ванна-то огромная, чуть ли не два метра длиной. А может быть, ей плохо?..
Сергей прижался ухом к двери и вслушался.
За нетолстой филенкой царила тишина. Спит?
Вдруг сердце болезненно дернулось и пропустило удар. Не отдавая себе отчета в происходящем, мужчина крепко рванул на себя дверь, чувствуя, как с хрустом вылетают из дорогостоящей настоящей древесины винты, крепящие несерьезную задвижку, и, ожидая гневного оклика жены, а то и чего-нибудь тяжелого, шагнул внутрь…
От увиденного Сергей едва не рухнул на пол…
— Да-а-а… Я, честно говоря, ожидала иного результата…
Мэгги, закутанная в махровый халат, полулежала в своей кровати, откинув мокрую голову на высоко взбитую подушку и закрыв глаза.
Сергей примостился на пуфике рядом и все гладил, гладил, гладил, не в силах остановиться, ее худенькие плечи под рыхлой тканью.
Стоило ему бросить взгляд на наскоро перебинтованные запястья жены, особенно беззащитные и хрупкие по контрасту с толсто намотанными бинтами, испятнанными проступающим розовым, как его начинало колотить муторной, безостановочной дрожью, будто едущего по неровной брусчатке велосипедиста.
Да, на этот раз он успел вовремя, а если она решится еще раз и выберет что-нибудь более верное, чем неубедительное тоненькое лезвие, выломанное из женского бритвенного станка?
Извеков вспомнил, как оскальзываясь и расшибая локти о кромку ванны, он вынимал из мутно-розовой воды неожиданно тяжелое, скользкое, словно огромный кусок мыла, обнаженное тело супруги, не подающей признаков жизни, широкие красные полосы, струящиеся по бледным запястьям, безуспешные попытки зажать мокрыми ладонями глубокие порезы, и ему стало по-настоящему плохо.
— Тебя колотит, Серж, — произнесла Мэгги, не поднимая век. — Переоденься в сухое и выпей чего-нибудь горячего. И мне тоже принеси… Лучше всего — водки. Я никуда не убегу, все прошло, успокойся… В нашем с тобой возрасте нужно заботиться о здоровье…