Америка в моих штанах

Могутин Ярослав

ФОТОСЕКС

В моем кармане всегда лежит фотокамера. Если я вижу симпатичного парня, у меня сразу возникает желание его... сфотографировать! Иногда мне не хватает смелости подойти и спросить об этом, так как фотографирование всегда было для меня чем-то интимным и даже более того - возбуждающе-сексуальным. По сути своей фотографирование - это момент близости между фотографом и моделью, имитация полового акта. Это похоже на разновидность анонимного секса: мне не интересно знакомиться с этими парнями, узнавать что-то об их жизни и о них самих, просто сфотографировать - и все, разбежались в разные стороны, у меня останется его фото, у него - воспоминания о странной встрече.

В японском ресторане я видел неземной красоты суши-мастера. Он мог бы быть моделью, а он разделывает сырую рыбу. Когда я попросил разрешения его сфотографировать,

он смутился, как девочка, заулыбался и чувствовал себя крайне неловко. Это придало ему еще больше обаяния. Поблагодарив, я сказал ему: "Ты очень симпатичный!" Он смутился еще больше и стал озираться по сторонам, чтобы убедиться, что никто не слышал, как другой парень делает ему комплименты. Я был покорен.

Другой раз, в "Макдональдсе" я сфотографировал красивого черного парня, который очень удивился моей просьбе: "Зачем тебе это нужно? Почему я?" "Мне понравилась твоя прическа, - объяснил я.
– Хочу сделать себе такую же!" На голове у него действительно был какой-то невообразимый африканский наворот. Он был счастлив, что кто-то хочет его сфотографировать, и улыбался мне, как лучшему другу. Он таким и остался на моем фото - застенчивым улыбающимся черным парнем в макдональдском интерьере.

А вот на другом фото - кокетливый черный скейт-бордер с Union Square, с серьгой в носу, модник, знающий себе цену и знающий, что он красив. Он поэтому и приходит каждый день кататься на этом неудобном тесном пятачке, где всегда много народу. Конечно, важнее ему не катание, а внимание людей, поэтому он с готовностью согласился попозировать, отреагировав на мое предложение, как на что-то обычное для него - очередной знак внимания, необходимого ему, как воздух.

ЧТО ЭТО, ЕСЛИ НЕ КОПРОФАГИЯ?

Ходя по улицам Нью-Йорка, я обожаю смотреть, как хозяева, выгуливающие собак, поджидают, когда собаки облегчатся, чтобы подобрать их горячее дымящееся дерьмо, положить его в пакетик и выбросить в мусорный бак. Они с таким проворством и азартом это проделывают, что мне часто кажется, что они держат собак только ради этих моментов, удовлетворяя свои копрофагские наклонности.

ГЕЯМ - В ДРУГУЮ ДВЕРЬ!

С моим московским приятелем мы пошли в знаменитый клуб "Limelight". Здоровенный drag queen, стоящий на входе, спросил "в лоб": "А вы - геи?" "Мы? Да, мы - геи", - ошарашено промямлили мы. "Тогда вам нужно в другую дверь - за углом", - сказал драг квин, который сам, очевидно, был straight. Я был ошарашен еще больше. В Нью-Йорке, где чаще всего натуралы оказываются в меньшинстве и вынуждены пользоваться "другой дверью", черным ходом со двора, я впервые ощутил дискомфорт, который в принципе можно было бы назвать дискриминацией. Конечно, мы не пошли "в другую дверь", хотя в этом не было ничего особенно предосудительного. Мы не хотели в голубое гетто (если даже это "гетто" было неплохим и веселым местом!). Мы просто хотели войти в ту дверь, в которую хотели войти, а не в ту, на которую нам указывали.

Парадоксальным образом, я всегда боролся как раз за право пользоваться каким-то отдельным, специальным, потайным входом - и в личной жизни, и в общественной. Но сейчас мне меньше всего хочется, чтобы моя "отдельность" и "специальность" была связана с сексуальностью.

РУССКАЯ МЕДИТАЦИЯ

"Медитация. Бесплатные классы, предлагаемые Центром Шри Чинмоя" объявление на русском на Авеню Эй в Ист Вилладж. Такое впечатление, что русским в Нью-Йорке больше совсем нечем заняться, кроме как бесплатной медитацией.

ТЕАТРАЛЬНАЯ ЭКЗЕКУЦИЯ

Юрий Скуджинс пригласил меня на спектакль со своим участием. До этого я понятия не имел, что мой друг, литературный агент Юрий в свободное от основной работы время играет в театральной студии. Конечно, занимается он этим ради собственного удовольствия, так как его актерские гонорары с трудом покрывают даже расходы на такси. В Нью-Йорке столько театральных студий, что актеров в них наверняка гораздо больше, чем зрителей. Так было и в спектакле с участием Юрия. В маленьком зале сидело не больше десяти зрителей, в то время, как на сцене резвились человек двадцать. Входные билеты стоили по 12 долларов. (За такие деньги я сам могу показывать какие угодно спектакли!) Спектакль, поставленный известным режиссером Дэвидом Гершковицем по какой-то малоизвестной и малоудачной пьесе Шекспира,

был гораздо хуже всего того, что я видел в московских театрах-студиях. Я думал, что порву рот от зевоты, несколько раз засыпал, но актеры так орали, что было не уснуть. Эта экзекуция продолжалась три с половиной часа с небольшим антрактом... Потом, сидя с Юрием в соседнем ресторане, мы обсуждали спектакль и его игру. Он все допытывался, что я обо всем этом думаю. Мне помог долгий опыт общения с актерами (в моей бурной биографии был даже пункт, когда я жил в коммуналке с актерами театра Романа Виктюка). "Я тебе честно скажу, Юрий!
– произнес я фразу, на которую не может не купиться ни один актер.
– Даже если бы мы не были друзьями, твоя игра мне понравилась бы и запомнилась!" Юрий был счастлив. Я врал "не корысти ради", это была "ложь во спасение"! Я не мог сказать другу в лицо: "Спектакль - дерьмо! Пьеса - дерьмо! Режиссер дерьмо! И игра твоя - дерьмо!" Хотя, если бы я писал об этом критическую рецензию, у меня был бы прекрасный материал для разгромной, уничтожительной статьи. Тут уж я бы не смог кривить душой.

"СНАЧАЛА - ЛЕДИ, ЩЕНОК!"

На выходе из бара "Barracuda" мне преградили дорогу два пидора, не желавшие пропустить меня первым. Вероятно, мне хотелось побыстрее оттуда выйти, а им нетерпелось туда зайти. Заметив в них столь непристойную упрямость, я, слегка двинув плечом, оттолкнув их от двери, и вышел первым. СНАЧАЛА ЛЕДИ, ЩЕНОК!
– негодующе визгнул один из них. "Леди" были крайне неприглядного вида, по полтора метра "с кепкой", и я мог убить их двоих одним ударом. (ТАКИХ, КАК ВЫ, Я В ДЕТСТВЕ ИЗ РОГАТКИ РАССТРЕЛИВАЛ!
– я чуть было не процитировал Остапа Бендера.) На их счастье, в ту ночь я был настроен миролюбиво. Вспоминая про "щенка", я хохотал в голос: быть щенком среди таких "ледей" для меня всегда было почетно.

ВОНЮЧИЙ ПРАЗДНИК

На День Благодарения мы ужинали с Джули Круз, звездой Twin Piks и Blue Velvet Дэвида Линча, ее мужем Эдвардом, их тупым другом-канадцем Лу и двумя собаками. Праздник и ужин были в буквальном смысле отравлены: в квартире Джули сильно воняло. Все чувствовали себя крайне неловко и смущенно смотрели друг на друга, пытаясь поддерживать беседу. Но вонь начинала становится настолько сильной, что от аппетита не осталось и следа. ТАКОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ЧТО У КОГО-ТО НЕ В ПОРЯДКЕ С ЖЕЛУДКОМ!
– мужественно сказал Эдвард. ДА, И МНЕ КАЖЕТСЯ, Я ДОГАДЫВАЮСЬ, У КОГО!
– сказал я. НА КОГО ТЫ НАМЕКАЕШЬ? спросила Джули. Я показал на собак, которые все время крутились вокруг стола. Они уже давно объелись, но продолжали клянчить еду. Собаки набздели так, что нечем было дышать! Все облегченно закивали головами, оживились, засмеялись и стали шутить на эту тему. Люди обрадовались, что остались вне подозрений.

КОНКУРЕНТ БОЯ ДЖОРДЖА

В клубе "Limelight" на концерте Боя Джорджа я наблюдал за худосочным андрогинным существом на каблуках, в блестящих черных штанах и тесной маечке. Оно стояло в гуще толпы и старательно пудрило и без того напудренное лицо, украшенное какими-то блестками, причем делало это без всякого смущения, напротив - демонстративно и кокетливо. Закончив этот ритуал, существо изящно захлопнуло пудреницу и положило ее в карман. После этого оно стало озабоченно и похотливо глядеть по сторонам, определяя, какой эффект произвел его легкий make-up на окружающих. Сколько артистизма, сколько смысла и значения было во всем этом! В ту ночь у Боя Джорджа был серьезный конкурент.

ГОЛУБОЕ ГЕТТО: ФАШИЗМ ТЕЛА

Челси - голубой район Манхэттана, значительную, если не основную часть населения которого составляют пидоры. Редкие натуралы сиротливо жмутся по углам и закоулкам. Обнимающиеся и целующиеся парочки накачанных клонов-двойников разгуливают по улице, маршируют в джим или из джима день и ночь, день и ночь. У всех короткие стрижки (military cut), искусственный загар и накачанные стероидные тела, похожие на надутые пердячим газом резиновые груши. Кажется, надави на них или ткни иголкой - и они с шумом и вонью сдуются за секунду. Как искусственная мускулатура у карикатурного фашиста в "Цирке" Александрова. И все одинаково одеты: джинсы и майка в обтяжку. Или камуфляж. Унифицированный стиль, унифицированная идеология. То, что называется BODY FASCISM: ТЕ, ЧЬИ ТЕЛА НЕ ПОХОЖИ НА НАШИ, - ПРОТИВ НАС! Речь идет в основном именно о телах, потому что мозгов там практически нет.