Американец. Неравный бой

Рожков Григорий Сергеевич

Бах! Бах! Стреляю, целясь в грудь первому. Раскинув руки, противник подломился и рухнул набок. Попал! Быстро перевожу прицел на другого. А он уже пораскинул мозгами, словив черепом пулю от Петра. Минус четыре.

Господи, я лично три человека застрелил, а в голове пустота! Я сошел с ума…

Краем глаза вижу справа движение — и резко перевожу туда взгляд. Поляк бежит к оврагу, держа в руках длинную рукоятку гранаты.

БЛИН!

Бах! Бах! Бах! Бах! Да что же ты, зараза, такой везучий! Умирай же!

Поляк швыряет в мою сторону гранату и все же ловит пулю. Прыжком я отскакиваю назад в овраг. Взрыв грянул в стороне и явно не

в овраге: я не ощутил ударной волны. Зато на голову посыпалась земля. В ушах слегка зазвенело, но даже так я слышал, как быстро стреляет Гарчук. Слева в овраг свалился кубарем поляк. Ах ты, тварь! Я никогда не был драчуном и всегда считал себя дипломатичным, уравновешенным человеком. Но сейчас мне хотелось просто голыми руками вырвать сердце появившегося предо мной врага! Мы были близко, в метре друг от друга. И сейчас мы будем друг друга убивать… Хотя у ляха есть одна проблема. Он, слетев в овраг, выронил винтовку, а я уже стою на ногах и оружия не выронил.

— Матка боска! — воскликнул он.

Дважды нажимаю на курок. Голову противника разнесло. Тьфу! Ужас! Ну, я и изверг… Плохо я себя знаю. Плохо… Так, в сторону лирику. Бегом наверх. Гарчук еще сражается.

Вылез я вовремя. Оставшиеся трое поляков, посчитав, что со мной все покончено, сместились ближе к оврагу и оказались примерно в пятнадцати метрах от меня. Они бодро стреляли по сменившему позицию Петру. Тут уж шиш вам. Вытащив из кармана гранату, отогнул усики и выдернул чеку. Так… Слегка разжимаю руку и позволяю рычагу со щелчком отскочить. Раз, два, три.

Н-на! Граната, перелетев через куст, описала дугу и упала чуть в стороне от залегших врагов. Бух! Кто-то из пшеков заорал. Вскинув винтовку, бью вместе с Гарчуком по оглушенным врагам. Еще пяток выстрелов — и все поляки умолкли.

Потом и у нас, и за заставой наступила тишина… Все? Переждав еще минуту, понимаю, что все кончено.

— Гарчук! Ты как? — крикнул я. И уж совсем неожиданным было для меня то, что боец тут же оказался рядом, вынырнув из оврага. — Напугал. Ты цел, солдат?

— Порядок, товарищ первый лейтенант. Так, в глаза земля попала, но ничего… Лихо вы их. Снайпер. И гранатой ловко сработали.

— Ага… Инструктор. По стрелковой подготовке. — Удивиться тут было чему. И правда, я стрелял на пять с плюсом по собственной шкале выживания. Убил и выжил… — Так, боец, надо с поляков оружие и боеприпасы поснимать. У меня гранат больше нет…

Порешили, что пограничник меня, если что, прикроет, заняв позицию в отроге оврага, а я сползаю, соберу нужное с трупов. На удивление меня не стало воротить от вида убитых, даже мертвый боец с разнесенной головой не вызвал никаких эмоций. Я уже в упор одну башку сорвал…

После трех ходок туда-сюда и шмона свалившегося в овраг поляка мы с Петром провели ревизию трофеев. Выходило следующее. В наличии шесть винтовок «Маузер 98К» и примерно четыре сотни патронов к ним, два МП-40 и восемь магазинов к ним, четыре сумки с гранатами-колотушками по четыре штуки, шесть штык-ножей, пистолет вальтер с полусотней патронов и тремя магазинами, револьвер «уибли» (охренеть — не встать!) и тридцать шесть патронов. Также фляжки и складные саперные лопатки — по восемь штук — и индпакеты разных размеров, два десятка. Нужным барахлом надо обживаться, и начало удачное. Документы с тел собрал в последней ходке, чем вызвал у помощника уважительный взгляд. Для себя лично прихватил с унтера кобуру для вальтера — и вскоре стал больше походить на офицера, повесив

на бок кобуру с пистолетом.

— Так, боец Гарчук, бери себе автомат и занимай позицию. Продолжай наблюдение. А я к раненым…

С собой я прихватил второй эмпэшник и пару магазинов. Федор встретил меня вопрошающим взглядом.

— Отбились? Это были поляки?

— Да, Федор, отбились. Полякам ничего здесь не светит… Вот это немецкий пистолет-пулемет МП-40, тебе принес. — Светившееся от радости лицо сержанта изменилось и стало серьезным. — В магазине тридцать два патрона. — Я вытащил из приемника магазин и большим пальцем прижал верхний патрон. Он с легкостью ушел вниз. — Но их не снаряжают до конца, чтобы не ослаблять пружину. Здесь, наверное, тридцать. — Федор внимательно слушал и коротко кивал. — Магазин вынимается вот так, затвор взводится так. Нажимаешь вот здесь, у рукоятки, и откидываешь приклад. — Показываю, как разложить приклад. — Понял? Держи. — Сержант принимает у меня из рук эмпэшник и сноровисто повторяет несколько раз операции по перезарядке и раскладыванию-складыванию приклада.

— Но… оно мне надо? — приняв запасные магазины, спрашивает Федя.

— Надо, Федя, надо, — повторяю я фразу знаменитого актера Демьяненко из классической советской комедии «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». — Ты же отсюда никуда не уходишь? — Федя скривился. — Слушай приказ. Охраняй раненых и наши тылы. — Федор даже слегка распрямился. — Молодец, а я пойду на ближних подступах с Петром вас охранять. Ты — мое тыловое прикрытие, Федя, — хлопаю бойца по ноге. Лицо сержанта неожиданно для нас обоих искривляет гримаса боли. — Почувствовал? — Боец, глотая слезы боли, кивнул и заулыбался. — Значит, поправишься! Скоро придет подмога. — Быстро осмотрев раненых, удостоверился, что все без изменений, и направился обратно к помощнику.

— Чуть не забыл, Федор, стреляй, если что, на поражение, не задумывайся. Только нас не подстрели… Хм… Вот что, если кто сюда будет идти, ну услышишь шорох, окликни и спроси: «Кто идет?» Мы с Гарчуком ответим: «Это я, почтальон Печкин». Понятно? — Сержант кивнул и перехватил автомат. — Ну, давай, я пошел.

— Будь осторожен, американец! — кричит мне в спину Федор.

На этот раз я ушел подальше от раненых и занял позицию не в отроге, а в кустах рядом с оврагом. Петр залег в тридцати метрах слева. Нормально — и он мою позицию видит, и я его. Заранее осмотрелся, убедился, что в моем секторе все спокойно, выложил перед собой винтовку, пару полных магазинов, набил пустые и решил уделить внимание своему будущему в этом времени. Стрельба за заставой опять началась, но из леса никто больше не лез. Ладно, во-первых, надо было хорошо продумать мою легенду. Прежде изучим свои собственные документы.

Так, мой армейский ай-ди. Майкл Пауэлл, первый лейтенант, 5 января 1918 года, ага, значит, мне 23 года. Цвет глаз серый — у меня серо-зеленые. Но в зависимости от погоды, бывает, цвет меняется на голубой или зеленый. Волосы русые — идеально. Вес — сто семьдесят шесть фунтов… А это сколько? Кажется, в одном килограмме два фунта с четвертью… Значит, делим на два с четвертью. Восемьдесят? Ага, я вешу семьдесят девять, ну не страшно. Хотя худоват вояка попался… Да и я туда же… Как меня в армию тогда взяли с недостатком веса, не понимаю! Рост — шесть футов и пять дюймов. Та-а-ак… Это где-то… Метр девяносто пять. А я — метр девяносто шесть. Отлично, просто супер! Дата выдачи документов 4 декабря 1940 года. Запомнили…