Американец
Шрифт:
Эксперты отдела установления личности не смогли найти куртку, в которую был одет Батталиа. Майк Даймонд стоял на своем: труп был голый по пояс. Когда мафия убирает конкурента или предателя, она часто следует «забавному» обычаю: направлять близким покойного его куртку, рубашку или пальто, перевязанные огромной бечевкой, внизу которой болтается маленькая, уже начинающая разлагаться рыбка. Это своего рода уведомление о смерти, посылаемое семье, по крайней мере не дает ей повода для сомнения в участи, постигшей данную персону. Поэтому Джек Брайнд и не удивлен отсутствием куртки.
Да, Джек Брайнд был одновременно раздражен и удивлен. Нечего этому Ричарду Бейкеру соваться в дело, происшедшее в Нью-Йорке. Расследовать его должна местная полиция… Надо срочно найти Джо и Джимми Гаэта, если уж не удалось взять Мессину. Ведь у ФБР возможностей куда больше, чем у городской полиции. У них там знаменитая электронная картотека, в которую занесено все на свете. Бейкер, конечно, может слетать во Францию, взять красавчика-Американца и заставить его говорить. Вот почему Джек Брайнд не знал, что бы придумать с этой Джун Бикмен, единственной зацепкой в деле. Она, похоже, уже жалеет, что связалась с полицией. Эта толстуха Джун так и вертится на своем стуле:
— Знаешь, коп, я так мало спала ночью… Можно мне идти?
Одновременно она бросает на Майка Даймонда вопросительный и жалобный взгляд. В память о Роббинсе она обратилась к нему, и вот что из этого вышло… Он мог бы помочь ей выбраться отсюда, вместо того, чтобы все время дергать левым веком.
Инспектор Джек Брайнд сделал вид, что не слышит ее. Он снова нервно заходил по комнате. В профиль его голова напоминает головку сахара, усыпанную торчащими седыми волосками словно верхушка горы, возвышающаяся над облаками.
— Скажите, наверное, Рыжая знает их, Джо и Джимми. Ведь она тоже сицилианка, как и они?
Джун чувствует себя совсем неважно. Она ощущает опасность. Этот рэкетир-полицейский сейчас потребует, чтобы она раскрутила Кармелиту… Он думает, что она станет его осведомительницей! Только этого еще не хватало. Она уже достаточно им сказала в память о Роббинсе, и это не самое лучшее, что она могла бы сделать! И не надо, чтобы этот инспектор, как там его, рассчитывал на что-то большее… А этот здоровый детина Даймонд, словно воды в рот набрал, замер по стойке смирно, как школьник, наложивший в штаны от страха перед директором. Да еще он подмигивает, дергает веком. Наверное, после взрыва «кадиллака» у него с головой не все в порядке…
— Джун Бикмен, вы меня слушаете?
Джун достала платочек из сумки, провела им по лицу, одновременно стирая толстый слой косметики. Сложив платок, она сунула его назад между пачкой презервативов и косметичкой.
— … Да, коп, я слушаю. Только не надо на меня давить. Я не хочу, чтобы эти итальяшки сделали из меня решето. А потом меня тошнит от стукачей…
— Жаль…
Тон стал угрожающим и не предвещал ничего хорошего. Ей показалось, что она провалилась в глубокий колодец. Открыв рот, она смотрела на Брайнда. Он повторял:
— Жаль…
Она чувствовала опасность, исходящую от этого слова, и постаралась определить эту тайную угрозу:
— Что значит жаль, коп?
Голос ее дрожал от волнения. Джек Брайнд ответил ей сладким голосом:
— Это значит, красотка, что если ты не с нами, ты против нас. Понятно?
Да, она все поняла. Даже слишком хорошо. Боже милостивый, куда она ввязалась, вот идиотка. Все из-за Роббинса, которому, наверное, плевать было на нее. Да и чем сейчас поможешь Роббинсу, ведь его разорвало на куски, там, на улице. А этот инспектор не склеит его заново и не воскресит. А она, Джун, по уши в дерьме. Да, Роббинс был, конечно, нормальным парнем. Лучше, чем другие. Но за это она ему делала скидку. А теперь попала в такой переплет! В следующий раз пусть из них хоть фарш сделают, из этих легавых! Она будет держаться подальше…
— А когда кто-то против нас, — продолжал Джек с легкой усмешкой на губах, — с ним могут случиться неприятности… Вот, взгляните…
Он выдвинул ящик письменного стола.
— Это магнитофон, который записал весь наш разговор. И очень жаль, если господа мафиози узнают, что ты сдала Мессину. Ведь ты же рассказала о Рокко и о других, да? А ты знаешь, что бывает с теми, кто заговорил… Ну, вот. Я тебе даю неделю сроку, чтобы ты узнала и мне сообщила, где найти Джо и Джимми. И ни дня больше. Все, привет!
Никто не провожал Джун, когда она с трудом поднялась со стула и, спотыкаясь, направилась к выходу. Никто, включая сержанта Даймонда, который не смел взглянуть ей в глаза. Ничего не попишешь, возражения бесполезны, и она это знает. Первый раз в своей жизни толстая Джун ощутила себя в ловушке.
IV
Над моей голубятней сверкают под июльским солнцем металлические кровли домов. Солнечный свет золотит серые стены и гигантские антенны на здании Управления полиции. Через настежь открытые широкие окна доносится стук пишущих машинок. Перед величественным порталом здания — море машин, торопящихся в сторону пригорода Сент Оноре.
Телеграмма из Интерпола заставила меня проглотить оскорбление Толстяка. Я лихорадочно достаю из ящика два зеленых бланка, помечаю в левом углу каждого из них УП, сокращение от: Уголовная полиция, первый отдел. На одном бланке я пишу фамилию Серизоль, на другом — Лангуст, подписываю их и кладу в корзину подъемного устройства для отправки на восьмой этаж. Потом звоню в звонок, и надо мной в сумраке клетки появляется чья-то голова:
— Скажите Роблэну, что это надо сделать срочно. Для патрона…
Высокий и худой старший инспектор Роблэн педантичен и обходителен. У него привычка в момент глубокой задумчивости поглаживать серебрящиеся бакенбарды, что делает его похожим на старого английского лорда. Роблэн — это мозг, это память полиции. В архиве ему подчинена сотня одетых в серые халаты инспекторов-архивистов. Когда я пришел в полицию, он взял на себя роль моего наставника, давая ценные советы: ему нравился мой взрывной характер.
Там, наверху, в полумраке, голова кивнула мне в ответ: