Американец
Шрифт:
— Я вспомнил твою мадам де Сентре, — сказал Тристрам. — Проста, как чистый лист. Во второй раз мужчина на нее и не взглянет.
— Ну, раз мой муж второй раз на нее и не взглянет, это уже говорит в ее пользу, — заметила миссис Тристрам.
— А она добрая? Умная?
— Она — само совершенство! Больше мне нечего добавить. Расхваливать особу, с которой предстоит знакомство, входить в подробности — дело неблагодарное. Я не стану ее превозносить. Я просто рекомендую ее вам. Среди женщин, которых я знаю, она стоит особняком. Она из другого теста.
—
— Попытаюсь это устроить. Единственная возможность — пригласить ее отобедать. Я ни разу ее не приглашала и не знаю, придет ли она. Ее мать — старая маркиза — настоящая феодалка и правит домочадцами железной рукой. Сама выбирает дочери друзей и разрешает наносить визиты только узкому кругу избранных. Но попробовать пригласить ее я могу.
В этот момент миссис Тристрам прервали; на балконе появился слуга и сообщил, что ее ждут в гостиной. И когда хозяйка ушла принять своих приятельниц, Том Тристрам подошел к Ньюмену.
— Не ввязывайся в это дело, мой милый, — произнес он, попыхивая сигарой. — Ни к чему.
Ньюмен покосился на него испытующе:
— Ты преподнес бы все это иначе?
— По-моему, эта мадам де Сентре — просто большая белая кукла, к тому же в ней бездна холодного высокомерия.
— Ах, так она высокомерна?
— И еще как! Смотрит на тебя свысока, словно ты — пустое место и нисколько ей не интересен.
— Выходит, она очень горда?
— Еще бы! Так же горда, как я беден!
— И не хорошенькая?
Тристрам пожал плечами:
— У нее такой тип красоты, который по вкусу только умникам. Но мне пора в гостиную — развлечь жениных приятельниц.
Спустя некоторое время Ньюмен последовал за ним, но, появившись наконец в гостиной, оставался там недолго и сидел молча под стрекотню дамы, которой миссис Тристрам сразу его представила и которая болтала без умолку во всю силу своего чрезвычайно пронзительного голоса. Ньюмен смотрел на нее и внимательно слушал. Потом вдруг встал и подошел к хозяйке пожелать доброй ночи.
— Кто эта леди? — спросил он.
— Мисс Дора Финч. Понравилась?
— Слишком шумная.
— А ее считают весьма интересной. Нет, право, вы чересчур привередливы, — ответила миссис Тристрам.
Секунду-другую Ньюмен стоял в нерешительности.
— Так уж вы не забудьте про свою приятельницу, как ее зовут? — вдруг сказал он. — Про эту недоступную красавицу. Пригласите ее и дайте мне знать.
И с этими словами он откланялся.
Спустя несколько дней он явился с очередным визитом во второй половине дня. Он застал миссис Тристрам в гостиной, с ней была приятельница — молодая привлекательная женщина в белом. Обе дамы уже стояли — посетительница явно собиралась уходить. Подойдя к ним, Ньюмен поймал многозначительный взгляд миссис Тристрам, но не сразу сообразил, как его следует понимать.
— А это наш большой друг, — проговорила миссис Тристрам, повернувшись к своей собеседнице, — мистер Кристофер Ньюмен. Я говорила ему о вас, и он жаждет с вами познакомиться. Если
Незнакомка с улыбкой повернулась к Ньюмену. Он не смутился, ведь его врожденное непоколебимое sangfroid [34] было неуязвимо; однако, поняв, что перед ним гордая и прекрасная мадам де Сентре — та самая — прелестнейшая женщина в мире, обещанное совершенство и предложенный ему идеал, он инстинктивно постарался подтянуться. Отвлекшись на это мгновенное усилие, он все же увидел удлиненное ясное лицо и глаза, сияющие и мягкие.
34
Хладнокровие (франц.).
— Я была бы очень рада, — проговорила мадам де Сентре. — Но, к сожалению, как я только что сообщила миссис Тристрам, в понедельник я уезжаю за город.
Ньюмен отвесил церемонный поклон.
— Очень, очень жаль, — сказал он.
— В Париже становится слишком жарко, — добавила мадам де Сентре, прощаясь и пожимая руку подруге.
И тут миссис Тристрам, по-видимому, приняла внезапное и довольно смелое решение, она еще шире улыбнулась, как улыбаются женщины, совершая решительный шаг.
— Мне так хочется, чтобы мистер Ньюмен поближе с вами познакомился, — она склонила набок голову и устремила взгляд на украшенную лентами шляпку мадам де Сентре.
Кристофер Ньюмен, преисполненный серьезности, стоял молча, его сдерживала присущая ему осторожность. Миссис Тристрам задалась целью вытянуть из приятельницы несколько ободряющих его слов, и слова эти должны были означать нечто большее, чем простую вежливость, а когда ею руководило желание сделать благо, она заботилась и о благе собственном: мадам де Сентре, «дорогая Клэр», предмет ее глубокого восхищения, отклонила приглашение отобедать у нее, и следовало поэтому мягко вынудить мадам де Сентре хоть в чем-то пойти миссис Тристрам навстречу.
— Это доставило бы мне большое удовольствие, — сказала мадам де Сентре, глядя на миссис Тристрам.
— В устах мадам де Сентре подобные слова много значат! — воскликнула та.
— Очень вам признателен, — сказал Ньюмен, — миссис Тристрам выражает все, что я чувствую, лучше, чем я.
Мадам де Сентре снова взглянула на него с ласковой живостью.
— Вы надолго в Париже? — спросила она.
— Мы его здесь задержим! — заявила миссис Тристрам.
— А пока задерживаете меня! — мадам де Сентре пожала руку подруге.
— Еще на одну минуту! — сказала миссис Тристрам.
Мадам де Сентре опять посмотрела на Ньюмена, на этот раз без улыбки. Ее глаза остановились на его лице.
— Буду рада видеть вас у себя, — сказала она.
Миссис Тристрам расцеловала ее. Ньюмен рассыпался в благодарностях, и мадам де Сентре ушла. Хозяйка проводила ее до дверей, оставив Ньюмена на несколько минут одного. Потом вернулась, потирая руки.