Американка
Шрифт:
И добавляет: «Я пойду, не провожайте меня».
И Лиз Мааламаа, собака, Сандра и президенты стоят и смотрят ей вслед.
— Я пойду одна. Сейчас.
Дорис покидает «Орлиное гнездо» и уходит.
Домой. Долгая дорога домой.
Так случается, когда лето отталкивает кого-нибудь.
Так бывает, когда кто-то надоедает лету, и тогда ему приходится убираться восвояси.
Розовая, как поросенок, почти обгоревшая, Дорис Флинкенберг вернулась в дом кузин.
Домой.
Дома.
Что
Запереться?
Запереться в кухне мамы кузин с кроссвордами и газетами? «Еженедельным обозрением», «Аллерс» и другими. «Преступления и жизнь». Словари. Учиться писать новые слова. Например, «апофеоз», «аномалия» и «аналогия».
Стоило ли этим заниматься? Было ли это возможно?
— Дорис, я погорячилась, — сказала мама кузин, когда Дорис вернулась домой. — Я хочу попросить у тебя прощения. Можно?
— Проси о чем хочешь, — ответила Дорис Флинкенберг.
У мамы кузин ком подступил к горлу, но она кивнула.
— Вот, возьми эту мазь и смажь кожу. Деточка, ты так обгорела.
— Спасибо.
— Прими еще снотворное. Ляг и отдохни. Поспи.
— Но мы должны пойти в дом на болоте… должны убраться.
— Ш-шш, Дорис. Успеется. Поспи.
И мама кузин опустила темные гардины. Свишш. Когда мама кузин ушла, Дорис снова их подняла. Спать. Нет, сон не поможет.
Посмотри в окно. И кто это там, на дворе, словно по заказу? Как водится.
Бенку, Мике Фриберг и Магнус фон Б.
С ящиками с пивом. Выйди к ним, к сараю, к парням, выпей с ними пива. Хоть будет чем заняться. Чем-то нормальным.
«…Сделаем», — сказал Магнус фон Б. в сарае. И пересчитал все ингредиенты, которые необходимы для изготовления динамита. Их было на самом деле не так уж и много, и их можно было, со знанием дела объяснил Магнус фон Б., раздобыть где угодно. Бенку кивнул. И открыл новую бутылку. Магнус фон Б. продолжил.
Все происходило в сарае Бенку. Как обычно.
Но Дорис не смотрела на них. Она посмотрела на карту, но лишь мельком, а потом опустила взгляд. Под карту. Там, на кровати Бенку, сидел Мике Фриберг. И бренчал на гитаре.
Dazed and Confused. От начала до конца и с конца до начала. Взад и вперед. Он здорово играл на гитаре. И он тоже поднял глаза.
И тогда вдруг заметил Дорис в дверном проеме, против света.
— Чего уставился? — спросила она тягучим неподражаемым голосом.
— Ну, я пропал, — сказал сам себе Мике Фриберг и повторял это потом тысячу раз — всю осень, до самой гибели Дорис, Дорис Флинкенберг.
— Никто не умеет любить так, как мы, — прошептал вскоре Мике Фриберг на ухо Дорис Флинкенберг.
И Дорис просияла. Она была так красива. И это было решением. На время.
— Где же ты пропадала? — прошептал Мике Фриберг ей на ухо через несколько часов, когда впервые ее обнял.
— Что ты имеешь в виду? — прошептала Дорис в ответ, нежно и проникновенно.
А потом, они были вдвоем.
На следующий день после того, как Дорис и Мике Фриберг остались вдвоем, она с мамой кузин делала уборку в доме на болоте. После лета.
Сандра гостила на Аланде. Где, черт побери, она теперь была? В Нью-Йорке?
Меня это не колышет. С комком, подступившим к горлу, думала Дорис.
Она удивлялась этому комку. Что это еще такое? Голос крови? Ах, проклятие!
А в доме были заметны следы и отсутствие следов. Но все, что она могла вымести, она вымела.
И вот что удивительно: то стекло в двери, которое разбила Лиз Мааламаа, когда вошла, оказалось целехонько. Словно никогда и не разбивалось. То же самое грязное стекло, как всегда.
Ей надо было отыскать кучу вещей, пока Сандры не было. Доказательства. Но Дорис этого не сделала. Она ничего не сделала.
Она на все наплевала и пошла к Мике Фрибергу.
Но пистолет она нашла и прихватила с собой.
— Не нравится мне, когда ты такая, — сказал Мике. — Ругаешься и ведешь себя как подросток. Ты ведь совсем не такая. В тебе есть стиль.
— К тому же у тебя хороший голос.
— Давай будем петь вместе, — объявил Мике Фриберг. — Создадим ансамбль. Фольклорный ансамбль Мике.
Пистолет. Лиз Мааламаа. Любовь, которая умерла. Красный дождевик на Лорелей Линдберг и на американке.
И номер телефона, которого на самом деле не существовало.
Сандра, что произошло?
Сандра. Где на самом деле Лорелей Линдберг?
И рисунок на карте Бенку. Женщина в бассейне. Она старалась о нем забыть. Специально.
От этого такая тяжесть на душе, что не хочется в этом копаться.
— Ты правда так считаешь, Мике?
— Ты о чем, Дорис?
— Что я могу петь?
— Конечно.
— Ну что, споем тогда?
Они были Крысами.Ходили от дома к дому, от виллы к вилле, по пустынному Второму мысу. Это было поздней осенью чаще всего в середине недели, до того, как выпал снег; и все принадлежало им. Крысы, они забирались в дома; иногда это получалось легко, без усилий (открытое окно, дверь, которую не заперли как следует), а иногда сложнее (приходилось разбивать окно, или еще что-то), но им всегда все удавалось. Пробравшись в дом, они ходили из комнаты в комнату, с этажа на этаж — от подвала до чердака: открывали шкафы и ящики, рылись в содержимом. В кухнях ели чужие кексы и бутерброды, роняя крошки на пол, совали пальцы в банки со старым мармеладом и мазали им бутерброды, друг дружку, а иногда и мебель. Швырялись крупой, макаронами и рисом.