Американка
Шрифт:
— Потом, — спокойно ответила мама кузин. — Потом. Иди наверх в свою комнату и поспи. Я поднимусь позже с таблетками.
Но Дорис не хотела принимать таблетки. Она не могла заснуть. Ей не хотелось спать. Дорис, с красным лицом, словно вареный рак.
— Господи, девочка, да у тебя, похоже, ожог третьей степени.
Мама кузин дала Дорис жирный крем, чтобы смазать покрасневшие места. Дорис смазала.
Свиш! — она подняла темные гардины, которые опустила мама кузин.
Кто-то ходил в саду. Она выглянула в окно и обнаружила у сарая
— Где ты пропадала целую вечность? — прошептал Мике Фриберг ей на ухо несколько часов спустя.
— Ты о чем? — прошептала Дорис в ответ, нежно и проникновенно.
И тут начинается главный рассказ. Лето, когда я встретила Мике.Она успела. В самом деле, было еще лето. Несколько дней до начала школы.
Но Дорис уже испытала все.
Она повзрослела, но, прежде всего, стала более печальной. Одинокой и испуганной Дорис. Смертельно напуганной. Разве по ней это было не видно?
Комок в животе.
— Пошли, мы уходим, — прошептал Мике, и они ушли из сарая. Прошли по Второму мысу к берегу и уселись на веранде лицом к летнему морю, которое вдруг притихло.
Раньше днем… неужели это произошло в тот же самый день?
Лиз Мааламаа и президенты.
Сандра мертвая-амеркианка-Вэрн.
Кто-то испортил мою песню, мама.
Неужели это было в тот же самый день? Когда еще мир был таким красивым и таким спокойным, как сейчас? Таким правильным, думала Дорис на веранде на берегу, рядом с Мике.
— Кажется, я в тебя страшно влюблена, — прошептала она.
Мике рассмеялся и снова поцеловал ее. Или как это называется — чмокнул?
«С ним так радостно», — думала Дорис. И это было правдой. Рядом с Мике Фрибергом становилось радостнее на душе.
И в глазах других. Мике Фриберг. Кто бы не захотел быть вместе с тем, кто может сыграть «Dazed And Confused» с начала до конца и с конца до начала?
Итак, с наступлением осенней четверти года подтвердилось то, что началось в доме на болоте, летом. Гадкий утенок превратился в лебедя, дитя озера — в Королеву Озера. Детское оперенье исчезло. Она не была худой, скорее — пухленькой, словно бы сформировалась,и светлые волосы до плеч отливали рыжиной.
Яблоко, упавшее с дерева. И это не было недозрелое шхерное яблочко.
Женщина. Созревшая.
Иногда, когда она смотрела на себя в зеркало, то сама начинала смеяться.
Неужели это она?
Она обещала мне свое сердце, она обещала мне свою руку.
Она обещала мне свое сердце, она обещала мне свою руку.
Первый раз с Сандрой на школьном дворе после каникул.
— Поглядите-ка, кто нам оказал честь, — сказала Сандра равнодушно. Они стояли у выхода. — Этот Идиот. — Этим имечком, идиот,они называли Мике Фриберга между собой, с глазу на глаз, в прошлой четверти, еще до лета.
Сандра подошла к Дорис, которая после окончания уроков ждала Мике Фриберга перед зданием школы. Но та-то назначила встречу с Мике Фрибергом, а не с Сандрой, ведь Сандра была в отъезде — на Аланде или где-то еще, в Нью-Йорке? — и, значит, как обычно, понятия не имела, что происходит.
Дорис только было собралась ответить, но не успела, потому что Мике Фриберг, заметив ее, поспешил закрыть ее полуоткрытый рот своим собственным и заключил ее в объятия, которые не оставляли сомнений в том, как обстояли дела.
— Это Сандра, — сказала Дорис Мике Фрибергу. И Сандре: — Это Мике Фриберг. Мы теперь парочка.
— Вот здорово, — сказал Мике Фриберг равнодушно, — Дорис о тебе много рассказывала. Я очень хотел с тобой познакомиться. Но сейчас я спешу. Нам пора идти, попеть и поиграть немного.
Попеть и поиграть? Вот это новость! Это было написано у Сандры на лице.
— У Дорис красивый голос, — сообщил Мике Фриберг. — У меня есть ансамбль, она в нем поет. Называется Фольклорный ансамбль Мике Фриберга.
И немного позже во время утреннего собрания.
— Привет. Я — Дорис, а это — Мике, мы оба играем в ансамбле, Фольклорном ансамбле Мике Фриберга. Сейчас я спою несколько хорошо известных старых народных песен в новой аранжировке, это наша собственная аранжировка, аранжировка Мике. Вот, для начала — Я вышел разок на зеленый лужок.
И Дорис Флинкенберг попробовала голос и запела.
Но иногда, когда Дорис пела, она вдруг вспоминала обо всем: о Сандре, обо всем, что связано с Сандрой, и слезы текли у нее по щекам. Теперь это случалось все реже. Но иногда слез просто не было видно. Частенько она плакала «про себя», как пелось в одной дурацкой песенке, которую она раньше крутила на своем кассетнике, но которую она теперь уже редко слушала, потому что если в чем-то Дорис Флинкенберг и была одинока в этом мире, так это в своих невозможных музыкальных пристрастиях. «Тысяча упоительных танцев для больных любовью», «Наша любовь — континентальное дело», Лилл Линдфорс и все такое.
Даже Мике Фриберг этого не выдерживал.
Итак, как уже было сказано, слезы Дорис лила «про себя». И когда пела. Тоже. Но, как уже тоже было сказано, это случалось теперь все реже.
Фольклорный ансамбль Мике. Вот это была музыка. Но у Мике Фриберга было и много других интересов. Например, так называемый «мир литературы». То есть Мике Фриберг читал книги. Настоящие романы. Федора Достоевского и тому подобное. За лето он осилил все «Преступление и наказание».