Американская королева
Шрифт:
— Мне неудобно, — выдавливаю я. — Эмбри был прав.
— Будет лучше, — уверяет меня Эмбри. — Но если тебе нужно остановиться или передохнуть, просто скажи.
Но мне не хочется ничего говорить. Я хочу, чтобы они оба были внутри меня, хочу помнить момент, когда мы втроем соединимся. Эш прижимается лбом к моему лбу, глядя на меня через длинные темные ресницы.
— Дыши вместе со мной, — тихо говорит он. — Дыши так же, как и я.
Это практически невозможно, но я справляюсь, мне удается глубоко вдохнуть всем животом и медленно выдохнуть, подражая преднамеренно глубоким вздохам Эша.
— О, — выдыхаю я. — О, боже.
— Вот оно, — восклицает Эмбри. — Теперь все не так плохо, не так ли?
— Нет, — я качаю головой несколько раз, из-за чего оба мужчины смеются. — Совсем не плохо.
— А теперь я добавляю последний палец, — предупреждает Эш. — Продолжай дышать животом и постарайся лежать неподвижно.
Наступает момент, когда я уже не могу определить, где именно находятся пальцы, а где член, осталось лишь давление и боль, а оргазм скрылся из поля зрения, подпитав оба этих чувства. Но я продолжаю дышать и лежу неподвижно, и по мере того, как Эмбри тыкался лицом в мою шею, а Эш прижимался своим лбом к моему, острая боль исчезает, оставляя удовольствие. Удовольствие, которое сейчас намного сильнее, чем когда-либо.
Эмбри целует мое плечо.
— Грир, все будет намного плотнее, когда Эш проникнет в тебя своим членом, но не слишком туго. Это будет ощущаться именно так, как сейчас: боль будет чередоваться с удовольствием, но будет легче, если ты не будешь двигаться. Как думаешь, сможешь?
Я чувствую себя пьяной. Или под действием наркотиков. Или, возможно, именно так ощущался восторг: толстый член плюс четыре пальца.
— Я не знаю, — говорю я дрожащим голосом.
— Хорошо, — успокаивает Эмбри. — Все в порядке. Мы можем помочь тебе не двигаться. Хочешь?
— Я… думаю, да.
— Ладно, дорогая. Мы здесь, с тобой, хорошо? Просто продолжай разговаривать с нами и скажи, если тебе будет нужно на мгновение остановиться. Мы здесь с тобой и… — его голос становится резче, грубее. — И мы тебя любим. Мы позаботимся о тебе.
Я ошеломленно киваю, и они оба приходят в движение, обнимая меня руками. Эмбри крепко обхватывает меня за талию, а Эш обнимает за плечи Эмбри, крепко зажимая меня между ними. Мое лицо утыкается в шею Эша, и лицо Эмбри прижимается к задней части моей шеи. Мне некуда двигаться, некуда сбежать. Я извлекаю стоп-слово из глубины сознания, но не собираюсь его использовать. Боль не имела значения, потому что мне хотелось почувствовать эту боль.
Я бы умерла без нее.
— Дыши, Грир, — напоминает Эш, обхватывает свой член и подводит к моей киске. — Вот так. Именно так. Хорошая девочка.
— Первая часть — самая трудная, — сообщает Эмбри, касаясь ртом моей кожи. — Как только головка окажется внутри, оставшаяся часть проникнет легче.
Эмбри прав. Эш прижимается членом к члену Эмбри и к моему входу, и я ощущаю в это мгновение внезапный холодный страх, когда осознаю, что не будет никакого мягкого толчка и скольжения, присущего нормальному сексу; Эшу придется вклиниться в меня, Эшу придется
Я перестаю дышать.
А затем в меня вонзаются с беспощадным рыком.
Думаю, я закричала. Знаю, что брыкалась и металась между мужчинами, мое тело пыталось избежать жестокого вторжения, но огромные руки были крепко сжаты вокруг меня, и мое тело оставалось неподвижным, пока их члены меня трахали.
— Грир, Грир, — успокаивает Эмбри, и Эш делает то же самое, его красивое лицо передо мной напевает бессмысленные слова, словно я пугливая лошадь: «замри», «хорошая девочка, вот так, хорошая девочка», «все закончится всего через минуту, всего лишь еще одну минуту, малышка».
Это невыносимо. Невозможно терпеть. Меня расщепляли, словно атом, и моя боль могла сжечь весь мир.
— Ты забываешь дышать, — мягко говорит Эш.
Я все еще пыталась убежать от боли, все еще напрягалась в железных руках, и мы были потными из-за усилий.
— Больно, — выдавливаю я. — Больно.
— Я знаю, детка, — с любовью произносит Эмбри из-за моей спины. — Я знаю, но через минуту ее не будет, обещаю.
— Дыши, — твердо говорит Эш, и его «президентский» голос дошел до меня в этих обстоятельствах, где нежный голос ничего не мог сделать.
Я резко глубоко вдыхаю, и поток кислорода прочищает мне голову.
Я начинаю плакать.
Мужчины целовали меня и что-то бормотали, их зубы, губы и слова, компенсировали боль, причиной которой были их тела, и я не знаю точно, как долго мы так пролежали (я — рыдающая и потная между ними, а они — твердые и жестокие внутри меня, повторяющие и повторяющие, как сильно любят, какая я красивая, как хорошо они заставят меня чувствовать).
Я капитулирую. Полностью. Теряю себя от боли, всхлипывая в плечо Эша. Я перестаю ей сопротивляться, перестаю бороться, и позволяю ей стать мной. Не для них, даже не для моего Господина, моего президента… не в этот раз.
В этот раз капитуляция была моей, была лишь для меня. Была моим выбором, моей потребностью. Моей судьбой.
— Дыши, — снова и снова напоминает мне Эш, и я снова и снова это делаю.
Каждый вздох был подарком, химическим, удивительным даром. Каждый вздох притягивал меня к самой себе, к этому моменту, к двум мужчинам, которых я любила, к одинаковому металлу на наших с Эшем пальцах, к дождю снаружи. Каждый вдох привязывал меня к боли, и в то мгновение, когда я позволила произойти этому слиянию, боль исчезла. Мало-помалу, словно растворялась в моей капитуляции, боль затягивалась разбуханием нарастающего удовольствия, словно простые капли дождя, проглоченные огромным и бесконечным морем.
— Вот так, — восторженно говорит Эмбри. — Вот так.
В какой-то момент их хватка на мне ослабевает, они разжимают руки и успокаивающе поглаживают мои бедра и талию, и я понимаю, что сама «зависла» в этом полностью, открывала себя для их тел, не потому, что они заставляли меня, а потому что хотела этого. Потому что я начинаю чувствовать нечто большее, чем боль, большее, чем резкое давление из-за столь злобной растянутости. Я начинаю чувствовать себя хорошо, хорошо, как раньше.