Американская королева
Шрифт:
Я имею в виду, Бог может предупреждать обо всем, о чем хочет, но это не значит, что я обязана слушать.
Часть I
Принцесса
ГЛАВА 1
Восемнадцать лет назад
Я была проклята колдуном, когда мне было семь.
Кажется, это был благотворительный вечер. За исключением присутствия колдуна, это мероприятие не отличалось от любых других, куда меня водил дед. Бальные
Я, будучи еще девочкой, кое-что из этого понимала, но никогда не беспокоилась. Эта жизнь — если быть точной, жизнь дедушки Лео — никогда меня особенно не волновала.
Кроме того, мне нравилось наряжаться в дорогие платья с рюшами, что дедушка Лео покупал мне. Мне нравилось, когда взрослые спрашивали моего мнения. Я наслаждалась, видя красивых мужчин и женщин, но больше всего мне нравилось танцевать с дедушкой Лео. Он позволял мне вставать на его ботинки и потом начинал кружить меня, а я делала вид, будто я принцесса в сказке.
И когда позднее за нами приезжал черный автомобиль, чтобы отвезти нас обратно на Манхэттен, в пентхаус, дедушка начинал меня расспрашивать обо всем, что я видела и слышала во время вечера. О том, кто и что говорил, как они это делали, выглядели ли они счастливыми, печальными или сердитыми. Он спрашивал, выглядел ли кто-то усталым, рассеянным и бурчал ли что-то под нос во время беседы. Через несколько лет я поняла, что дед сделал из меня, своего рода шпиона, наблюдателя, потому что люди ведут себя открыто рядом с детьми. Они теряют бдительность, рассказывая обо всем своим друзьям, уверенные, что ребенок не заметит или не поймет.
Но я замечала. Я, естественно, была наблюдательна, любопытна и хорошо замечала мелкие детали или жесты. И рядом с дедушкой Лео я годами оттачивала свое «оружие», чтобы оно было острым и полезным, а он, в свою очередь, использовал это для партии. Я же, применяя это «оружие», хотела помочь ему; хотела, чтобы он гордился мной; в особенности потому что в этом было что-то захватывающее. Нечто, что вызывает привыкание: в наблюдении за людьми, их оценке, в чтении их как раскрытой книге, и предугадывание действия задолго до совершения.
Но в ночь, когда я встретила колдуна, все это было только в будущем. В тот момент я чувствовала головокружение от снующих вокруг тарелок с десертами, что разносили официантки. Я все еще крутила головой по сторонам, когда мой дед поманил меня пальцем, чтобы я присоединилась к нему у входа в зал. Я подошла к нему, ожидая встречи с его обычными друзьями — владельцами транспортных средств, кусачими дилерами и скучными предпринимателями.
Но это был кто-то другой. Нечто другое. Высокий мужчина, лет двадцать с лишним лет, но из-за темных вороньих глаз и тонких губ, он напоминал злого волшебника из иллюстраций сказочных книг. Только в отличие от них, он не опирался на трость и не носил длинную мантию. Он был одет в смокинг, его лицо было чисто выбрито, а темные короткие волосы красиво уложены.
Дедушка присел рядом со мной, чтобы познакомить нас.
— Мистер Мерлин Рис, позвольте представить вам мою внучку Грир. Грир, этот молодой человек приехал сюда из Англии в качестве консультанта Партии.
Партия. Даже в семь лет Партия влияла на меня. Возможно, из-за того, что мой дедушка был бывшим вице-президентом. И он работал в Белом доме с покойным Пентли Лютером — умершим, но почитаемым как
Мистер Мерлин Рис посмотрел на меня. В его черных глазах отсвечивало золотое сияние бального зала, и невозможно было что-то прочесть.
— Для девочки твоего возраста тут, должно быть, немного скучно, — сказал он тихо, но не мягко.
В его словах слышался вызов, он затаился где-то в аккуратных согласных и воздушно-нежных гласных, но я не могла разгадать этой загадки, не могла проанализировать слова, и не могла отвести от него глаз.
— Она мое солнце, — ласково сказал дедушка, взъерошив мне волосы. — Сын и невестка уехали за границу для гуманитарной работы, поэтому эти месяцы она живет со мной. Она хорошо себя ведет. Не так ли, Грир?
— Да, дедушка, — послушно пробормотала я.
Выражение лица Мерлина стало хмурым и во мне что-то застыло. Меня будто окутал холодный туман, медленно вытягивая тепло.
Бросив взгляд на свои туфли, дрожа, я пыталась не прийти в себя. Глянцевая лаковая кожа отражала блеск позолоченного потолка, Мерлин и дедушка начали обсуждать стратегию предстоящих выборов. Я следила за мерцаниями и пыталась примирить чувства с разумом.
Я чувствовала сковывавший меня страх, что-то ползучее обернулось вокруг моей шеи. Я словно проснулась ночью и увидела, как дверца моего шкафа медленно открывается. Я знала, что в безопасности, дедушка Лео будет защищать меня, и этот незнакомец не сможет обидеть меня в помещении полном людей. Я не боялась, что он причинит боль. Происходило нечто иное. Черные глаза сверлят мои, и чужое осуждение охватывает меня настолько сильно, что пугает. Мне казалось, что он знает меня, понимает и видит насквозь, знает, когда я лгу и обманываю. Знает о каждой ночи, когда я не могла уснуть из-за открытой двери шкафа, но боялась встать, чтобы закрыть ее. О каждом утре, когда мы с отцом ходили в лес позади дома, о каждом вечере, когда моя мать терпеливо учила меня Тай-Чи. Обо всех сказках, которые я любила, сокровищах, спрятанных в маленькой коробочке под моей кроватью, тайных мечтах и страхах — обо всем. Этот человек видел все это.
А быть увиденной — реально увиденной — худшее, что я когда-либо испытывала.
— Лео! — окликнул какой-то человек, стоящий неподалеку от нас. Он также был членом Партии, и дедушка, наконец убрал руку с моей головы, жестом указал на приближающегося человека. — Минутку, мистер Рис.
Мерлин склонил голову, и мой дед повернулся, чтобы поговорить с другим мужчиной. Я снова взглянула Мерлину в глаза и тут же пожалела об этом. Во время общения с дедушкой он скрывал свои эмоции, но теперь отпустил все щиты, и его глаза пылали неприязнью.
— Грир Галлоуэй, — мягко произнес он. В его голосе появилась некая валлийская мелодичность, словно он потерял контроль над голосом и взглядом.
Я сглотнула. Я не знала, что сказать, — я была всего лишь ребенком. Обычно моих девичьих манер вполне хватало, чтобы очаровать друзей дедушки Лео, но я чувствовала, что здесь это не поможет. Я не смогла внушить любовь Мерлина Риса к себе — ни улыбками, ни ямочками, ни наивными вопросами.
И затем он опустился на колени. Для взрослых в мире Лео это было редкостью, даже женщины предпочитали разговаривать со мной стоя, чтобы ласкать мои светлые кудри, словно я домашнее животное. Но Мерлин опустился, чтобы я смогла смотреть ему в глаза, и, даже несмотря на мой страх, я знала, что это было знаком уважения. Он обращался со мной так, будто я была достойна его времени и внимания, учитывая, что он был омрачен неодобрением, я была этому по-своему благодарна.