Американская трагедия (с илл.)
Шрифт:
– Очередной!
Хегленд вскочил и исчез.
Теперь Клайд был первым номером. Четвертый номер уже снова сел около него, зорко поглядывая – не понадобятся ли где-нибудь его услуги.
– Очередной! – возглас Барнса.
Клайд вскочил и стал перед ним, радуясь, что никто не входит с чемоданами, но терзаясь страхом, что не поймет поручения или выполнит его недостаточно быстро.
– Узнай, чего хочет восемьсот восемьдесят второй.
Клайд помчался к лифтам с надписью «для служащих», помня, что именно этим путем он поднимался с Оскаром на двенадцатый этаж;
– Вызвали в номер? – окликнул он. – Тогда иди к лифту «для гостей». А эти два для служащих и для тех, кто с вещами.
Клайд поспешил исправить свой промах.
– На восьмой, – сказал он.
В лифте больше никого не было, и маленький негр-лифтер заговорил с Клайдом:
– Новенький, да? Не видал вас раньше.
– Да, я только что поступил, – ответил Клайд.
– Ну, вам тут понравится, – дружелюбно сказал мальчик. – Тут, знаете, всем нравится. Вам какой этаж, восьмой?
Он остановил кабину лифта, и Клайд вышел. От волнения он забыл спросить, в какую сторону ему идти, и теперь, начав искать нужный номер, быстро убедился, что попал не в тот коридор. Пушистый коричневый ковер под ногами, светлые, окрашенные в кремовый цвет стены, мягкий свет, льющийся сквозь белоснежные шары, вделанные в потолок, – все это казалось ему атрибутами наивысшего социального благополучия, почти неправдоподобного совершенства, – так далеко это было от всего, что он знал.
Наконец, отыскав номер 882, он робко постучал и через мгновение в приоткрывшуюся дверь увидел кусок синей в белую полоску пижамы и выше – соответствующую часть круглого румяного лица и один глаз, окруженный морщинками.
– Вот тебе доллар, сынок. – Казалось, что это говорил глаз, и сейчас же появилась рука, державшая бумажку в один доллар. Рука была толстая и красная. – Сбегай к галантерейщику и купи мне пару подвязок. Бостонские подвязки, шелковые. Да поскорее!
– Слушаю, сэр, – ответил Клайд и взял доллар.
Дверь захлопнулась, а Клайд уже мчался по коридору к лифту, гадая про себя, что такое «галантерейщик». Хотя Клайду было уже семнадцать лет, он не знал этого слова, – никогда прежде не слышал его или, может быть, слышал, но не обращал внимания. Если б ему сказали «магазин мужского белья», он бы сразу понял. Но ему велели пойти к «галантерейщику», а он не знал, что это такое. Холодный пот выступил у него на лбу. Колени подгибались. Черт! Как теперь быть? Что, если он спросит у кого-нибудь, даже у Хегленда, и его сочтут…
Он вошел в лифт, и кабина пошла вниз. Галантерейщик… Галантерейщик… И вдруг его осенило. Допустим, он не знает, что это такое. Но в конце концов нужна пара шелковых бостонских подвязок. Где же достать шелковые бостонские подвязки? Ясно, там, где вообще покупают принадлежности мужского туалета. Ну конечно! Магазин мужского белья. Надо сбегать в магазин. И по дороге вниз, заметив, что и этот негр-лифтер смотрит приветливо, он спросил:
– Не знаете, где тут поблизости магазин мужского белья?
– В этом же здании, как раз около южного входа, – ответил негр, и Клайд, испытывая величайшее облегчение,
Он все еще чувствовал себя неловко и странно в туго затянутой форменной куртке и в этой забавной круглой шапочке. Ему все казалось, что она вот-вот слетит с головы, и он исподтишка то и дело старался надвинуть ее поплотнее. Вбежав в ярко освещенный магазин, он торопливо сказал:
– Мне надо пару шелковых бостонских подвязок!
– Отлично, сынок, пожалуйста! – елейным тоном сказал галантерейщик, невысокий, румяный человек с блестящей лысиной и в золотых очках. – Наверно, для кого-нибудь в отеле? Ну вот, это стоит семьдесят пять центов, а вот десять центов для тебя, – сказал он, завертывая покупку и опуская доллар в кассу. – Я всегда рад услужить мальчикам из отеля: знаю, что вы и в другой раз ко мне придете.
Клайд взял десять центов и пакет. Он не знал, что и думать. Подвязки стоят семьдесят пять центов – так сказал галантерейщик. Значит, вернуть нужно только двадцать пять центов сдачи. Выходит, десять центов остаются ему. А теперь… может быть, и гость тоже даст ему на чай.
Он побежал назад в отель, к лифту.
Где-то играл струнный оркестр, и чудесные звуки наполняли вестибюль. Неторопливо проходили люди, – такие нарядные, самоуверенные, так непохожие на тех, кого он встречал на улицах и вообще вне стен отеля «Грин-Дэвидсон».
Дверца лифта распахнулась. Несколько человек вошли в кабину, после всех – Клайд и другой рассыльный, поглядевший на него с любопытством. На шестом этаже этот мальчик вышел. На восьмом вышли Клайд и пожилая дама. Он поспешил к двери номера 882 и постучал. Дверь приоткрылась; обитатель номера успел сменить пижаму на брюки и побриться.
– А, уже! – воскликнул он.
– Да, сэр, – ответил Клайд, протягивая пакет и сдачу. – Он сказал, что подвязки стоят семьдесят пять центов.
– Он просто грабитель! А сдачу все равно возьми себе, – ответил тот, протянул Клайду двадцать пять центов и закрыл дверь.
Мгновение Клайд стоял как завороженный. «Тридцать пять центов, – думал он, – тридцать пять центов! За одно пустячное поручение! Неужели тут всегда так? Не может быть! Это невозможно!» Ноги его тонули в мягком ковре, а рука сжимала в кармане деньги; в эту минуту он готов был завизжать или громко расхохотаться. Шутка – тридцать пять центов за такой пустяк! Один дал ему двадцать пять центов, другой – десять, а ведь он ничего не сделал.
Внизу он поспешно выскочил из кабины. В вестибюле его снова пленили звуки оркестра, а нарядная толпа, сквозь которую он пробирался обратно к скамье рассыльных, привела его в трепет.
Затем его послали отнести три чемодана и два зонтика пожилой супружеской чете, – видимо, фермерам, снявшим номер с гостиной, спальней и ванной на пятом этаже. По дороге, как заметил Клайд, супруги внимательно разглядывали его, хотя ни слова не сказали. Как только они вошли в номер, Клайд быстро повернул выключатель около двери, опустил шторы и разместил чемоданы; и тут пожилой и неуклюжий супруг, все время наблюдавший за Клайдом, – весьма солидная личность в бакенбардах, – изрек наконец: