Американские боги
Шрифт:
Тело в мини-вэне словно и не гнило. Он чувствовал его запах – слабый аромат «джека дэниэлса» с привкусом чего-то, напоминавшего кислый мед. Но запах не был неприятным. Время от времени он рассматривал стеклянный глаз, вынимая его из кармана: в глубине его притаилась трещина, наверное, от удара пули, но, если не считать отвалившегося осколка возле радужки, поверхность глаза осталась гладкой. Тень вертел его в руках, перекатывал на ладони, прятал в кулак, подталкивал пальцами. Жутковатый сувенир, но почему-то утешительный. Тень решил, что Среда немало бы повеселился, узнав, что
Фермерский дом был темным и запертым. Луга вокруг заросли и казались заброшенными. Крыша дома у задней стены просела и обваливалась, была залатана листами черной пластмассы. Листы сходились у конька, за которым Тень увидел дерево.
Оно было серебристо-серым и возвышалось над домом. Это было самое красивое дерево, какое только доводилось видеть Тени: призрачное и при этом совершенно реальное и совершенно симметричное. А кроме того, оно выглядело знакомым, Тени даже подумалось, не видел ли он его во сне, но потом он сообразил, что много раз рассматривал его прежде, и притом наяву. Это было дерево с серебряной булавки Среды.
«Фольксваген» дребезжал и подпрыгивал на рытвинах и наконец остановился футах в двадцати от ствола.
Тут Тень увидел троих женщин. Поначалу он решил, что они Зори, но нет, этих троих он не знал. Выглядели они усталыми и заскучавшими, словно давным-давно там стояли. Каждая держала по деревянной лестнице. А у самой крупной в руках был еще и бурый мешок. Они походили на русских матрешек: самая большая была ростом с Тень или даже выше, средняя – ему по плечо, и еще одна, такая маленькая и сгорбленная, что Тень сначала решил, что перед ним ребенок. Лица их были настолько похожи, что любой бы согласился, что они сестры.
Маленькая, когда подъехал мини-вэн, присела в реверансе. Остальные две только смотрели перед собой, передавая друг другу сигарету, которую докурили до самого фильтра, прежде чем средняя затушила окурок о корень.
Чернобог распахнул заднюю дверь мини-вэна, старшая протиснулась мимо него и легко, будто это был куль с мукой, подняла тело Среды и перенесла под дерево. Она положила его у корней, футах в десяти от ствола. Три сестры развернули Среду. В дневном свете он выглядел много хуже, чем при свете свечей в номере мотеля, Тени хватило одного мимолетного взгляда, чтобы поспешно отвернуться. Женщины поправили на нем одежду, одернули пиджак, потом выложили на край простыни и снова завернули. Потом подошли к Тени.
– Ты тот самый? – спросила большая.
– Ты тот, кто пришел оплакать Всеотца? – спросила средняя.
– Ты решил претерпеть бдение? – спросила маленькая. Тень кивнул. Впоследствии он не мог с точностью сказать, слышал ли он и в самом деле их голоса. Возможно, он просто понял смысл их речей по выражению лиц и глаз.
Появился мистер Нанси, ходивший в дом в уборную. Он курил сигариллу, вид у него был задумчивый.
– Тень, – окликнул он. – Тебе правда не обязательно это делать. Мы можем найти кого-нибудь, более подходящего.
– Я это сделаю, – просто ответил Тень.
– А если ты умрешь? – спросил мистер Нанси. – Если это тебя убьет?
– Значит, так тому и быть.
Мистер Нанси сердито бросил сигариллу в траву.
– Говорил я тебе, что у тебя дерьмо на месте мозгов, и снова это повторю. Разве ты не видишь, когда тебе дают возможность улизнуть?
– Извини, – только и сказал Тень. Мистер Нанси ушел назад к мини-вэну.
Следующим к Тени подошел Чернобог, который явно был недоволен.
– Ты должен выжить, – заявил он. – Должен остаться цел и невредим. Ради меня.
А потом он несильно стукнул Тень костяшкой пальца по лбу и сказал «Бам!». Он сжал плечо Тени и, похлопав на прощание его по руке, присоединился к мистеру Нанси.
Старшая, чье имя звучало как Урта или Урдер – Тени никак не удавалось произнести его так, чтобы удовлетворить хозяйку, – жестами приказала ему снять одежду.
– Всю?
Старшая пожала плечами. Тень разделся до трусов и футболки. Женщины прислонили к стволу лестницы. Одна была от руки расписана мелкими цветами и листьями, змеившимися по перекладинам, и ему приказали подняться по ней.
Тень взобрался на девять ступеней. Потом, по знаку женщин, ступил на низкую ветку.
Средняя вывалили на траву содержимое мешка. Наземь упал моток спутанных тонких веревок, бурых от старости и грязи, и женщины принялись сортировать их по длине, аккуратно раскладывая вдоль тела Среды.
Вот они вскарабкались на лестницы и начали опутывать Тень веревками, завязывая их сложными и изящными узлами, – сначала на стволе, потом на теле Тени. Нисколько не смущаясь, словно повитухи или няньки или те, кто обмывает покойников, они сняли с него футболку и трусы, связали его, неплотно, но крепко и бесповоротно. Он даже удивился, насколько удобно распределился его вес по узлам и веревкам. Петли прошли у него под мышками, между ногами, вокруг талии, коленок, груди, надежно привязывая к стволу.
Последняя петля неплотно легла вокруг шеи. Поначалу это причиняло ему неудобство, но вес был распределен разумно, и ни одна из веревок не врезалась в кожу.
Его ноги оказались в пяти футах над землей. На дереве не было ни единого листка, ветви чернели на фоне серого неба, в утреннем свете серебрилась гладкая кора.
Женщины убрали лестницы. На мгновение Тень охватила паника: он всем телом обмяк на веревках и даже провис на несколько дюймов. И все же он не издал ни звука.
Завернутое в гостиничный саван тело женщины положили у корней дерева, а потом ушли.
Тень остался один.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Повесь меня, о повесь меня, и умру и исчезну я.
Повесь меня, о повесь меня, и умру и исчезну я.
Нет дела мне до веревки, – былое давно прошло,
Давным-давно в могиле лежит, давно травой поросло.
Первый день, что Тень висел на дереве, он испытывал только небольшое неудобство, которое понемногу переросло в боль и страх и странное ощущение, отчасти скуку, отчасти апатию: серое смирение, ожидание.