Американские боги
Шрифт:
О деньгах никто не говорил.
Никто не упомянул и о Лоре, а большего Тени и не требовалось.
Тень задумался, не лучше ли было пойти по дороге приятной лжи. Он ушел от зала суда и по каменистой тропке прошел в другое место, которое походило на больничную палату. Палату в муниципальной больнице Чикаго. В горле у него комом поднялась желчь. Ему не хотелось смотреть. Не хотелось идти дальше.
На больничной койке снова умирала его мать, как она умирала, когда ему было шестнадцать, и да, вот и он сам, крупный, неловкий шестнадцатилетний подросток с прыщами на кофейно-сливочной коже, сидит подле нее и, не в силах смотреть на больную, читает толстую
11
Роман Томаса Пинчона «Gravity Rainbow»; в русском переводе, который анонсировало издательство «Симпозиум», – «Радуга Тяготения».
Глаза матери закрыты: подаренный морфином покой. То, что она считала просто еще одном кризом серповидно-клеточной анемии, новым болевым приступом, который следовало перетерпеть, оказалось, как они слишком поздно узнали, лимфомой. Ее кожа приобрела серовато-лимонный оттенок. Ей было тридцать пять, но выглядела она много старше.
Тени захотелось встряхнуть самого себя, нескладного мальчишку, каким он был когда-то, заставить его взять мать за руку, поговорить с ней, хотя бы что-то сделать, прежде чем она уйдет, что, как он знал, вскоре случится. Но он не мог коснуться самого себя и потому продолжал читать; и так его мать умерла, пока он сидел рядом с ней, читая книгу.
После этого он почти совсем бросил читать. Нельзя доверять вымышленной жизни. Какой толк от книг, если они не могут защитить тебя от такого?
Тень вышел из больничной палаты и пошел дальше по то и дело поворачивающему коридору, который уводил его в недра земли.
Сначала он увидел мать и глазам своим не поверил, как же она юна! Ей, похоже, нет еще и двадцати пяти. Квартира, еще одно наемное посольское жилье где-то в Северной Европе, значит, мать еще не уволили по болезни. Он оглядывается по сторонам в поисках какой-нибудь зацепки и видит самого себя: крохотная козявка с огромными светло-серыми глазами и темными волосами. Они ссорятся. Даже не слыша слов, Тень знает из-за чего: в конце концов, они всегда ссорились из-за одного и того же, и только из-за этого.
«Расскажи мне о моем отце».
«Он мертв. Не спрашивай о нем».
«Но кто он был?»
«Забудь о нем. Умер и все, ничего ты не потерял».
«Я хочу посмотреть на его фотографию».
«У меня нет фотографий», – говорит она, тут ее голос всегда становился тихим и яростным, и маленький Тень знал, что, если не перестанет задавать вопросов, она начнет кричать или, может, даже ударит его: но он также знал, что не перестанет донимать ее расспросами… Тень отвернулся и пошел по туннелю дальше.
Туннель поворачивал и петлял, водил кругами и тем напоминал змеиную кожу или внутренности глубоких-преглубоких корней дерева. Слева от него оказалось озерцо: он услышал капанье воды где-то в черной темноте, падавшие капли едва колебали озерную гладь. Опустившись на колени, Тень напился, черпая воду пригоршней. А потом пошел дальше, пока не очутился на зеркальном полу, по которому плыли, качаясь, отражения огней дискотеки. Впечатление было такое, будто он стоял в самом центре Вселенной и все планеты и звезды вращались вокруг него. Он ничего не слышал: ни музыки, ни голосов, перекрикивающих ее. Он смотрел на женщину, которая выглядела именно так, как не выглядела мать все годы, что он знал ее. Ведь тогда она сама была почти ребенком…
И она танцевала.
Тень обнаружил, что нисколько не удивлен тем, что узнал ее партнера. За тридцать три года он не слишком изменился.
Она пьяна, это Тень понял с первого взгляда. Она выпила немного, но алкоголь ей внове, и через неделю она сядет на корабль в Норвегию. А потом они пили одну «Маргариту» за другой, и на губах у нее соль, и крупинки соли льнут к тыльной стороне ладони…
Вместо привычного костюма на Среде сейчас рубашка и джинсы, но приколотая к карману ковбойки серебряная булавка в форме дерева, поблескивая, пускает зайчиков, когда на нее падает свет зеркального шара. Они прекрасная пара, если позабыть о разнице в возрасте. В движениях Среды – волчья грация.
Медленный танец. Он притягивает ее к себе, и лапища собственнически охватывает девичий задок, прижимая ее к себе ближе. Другая его рука берет девушку за подбородок, поднимает лицо вверх, и они целуются посреди танцзала, а зеркальца вращающегося шара бросают свет на стены, окружают их огнями. Они в центре Вселенной.
Вскоре после этого они уходят. Она покачивается, опирается на него. Он уводит ее из танцзала.
Тень закрывает лицо руками и не идет следом; он не способен, да и не желает, быть свидетелем собственного зачатия.
Он пошел дальше. На повороте тропинке Тень остановился перевести дух.
Чья-то рука погладила его по спине снизу-вверх, и нежные пальцы поворошили волосы на затылке.
– Привет, – прошептал у него за плечом хрипловатый мурлыкающий голос.
– Привет, – отозвался, поворачиваясь, Тень.
У нее была коричнево-смуглая кожа, а глаза – золотисто-янтарные, цвета доброго меда. И зрачки – вертикальные щелочки.
– Я тебя знаю? – недоуменно спросил он.
– И очень близко. – Она улыбнулась. – Я когда-то спала на твоей постели. И мой народ приглядывал за тобой. – Повернувшись к тропе, она указала на три пути, расходящиеся вдали у нее за спиной: – Так вот. Один путь сделает тебя мудрым. Один путь тебя исцелит. И один путь тебя убьет.
– Думаю, я уже мертв, – сказал Тень. – Я умер на дереве. Она состроила презрительную гримаску.
– Есть мертвые, и мертвые, и другие мертвые. Все относительно и друг другу сродни. – Тут она снова улыбнулась. – Я могла бы и пошутить, знаешь ли. Что-нибудь о мертвых родственниках.
– Лучше не надо, – сказал Тень. – Все в порядке.
– Ну и каким путем пойдешь?
– Не знаю, – сознался он.
Она склонила голову на сторону – совершенно кошачье движение. Внезапно Тень вспомнил следы от кошачьих когтей у себя на плече и почувствовал, что начинает заливаться краской.
– Если ты мне доверяешь, – сказала Баст, – я могу выбрать за тебя.
– Я тебе доверяю, – без заминки ответил он.
– Хочешь знать, чего это тебе будет стоить?
– Я уже лишился имени, – объяснил он.
– Имена приходят и уходят. Оно того стоило?
– Да. Может быть. Это было непросто. Как со всеми откровениями, это личное.
– Все откровения личные, – сказала она. – Вот почему откровениям нельзя доверять.
– Не понимаю.
– Верно, – сказала она, – не понимаешь. Я возьму твое сердце. Нам оно потом понадобится.