Американские боги
Шрифт:
Было шесть часов вечера. Салим все еще не ответил зятю на факс. Он вышел на улицу, купил себе на ужин кебаб и картошку-фри. Прошла только неделя со времени его прибытия в страну по имени Нью-Йорк, а он уже чувствовал, как он тут обмяк, опух и отяжелел.
Вернувшись в гостиницу, он с удивлением обнаружил в вестибюле таксиста-ифрита: тот стоял, засунув руки в карманы, и рассматривал черно-белые открытки. Увидев Салима, он смущенно улыбнулся.
— Я позвонил тебе в комнату, — сказал он, — но никто не ответил. Решил подождать.
Салим тоже улыбнулся и коснулся его руки.
— Я пришел, — сказал он.
Они зашли в лифт с тусклым зеленым светом и, держась за руки, поднялись на пятый этаж. Ифрит спросил, можно ли ему принять у Салима душ.
— Я очень грязный, —
Салим кивнул. Он сидел на кровати, занимавшей почти половину маленькой белой комнаты, и прислушивался к звуку льющейся воды. Ботинки, носки и всю остальную одежду он снял.
Таксист вышел из душа мокрый, с обмотанным вокруг бедер полотенцем. Он был без очков, и в полутемной комнате глаза его горели алым пламенем.
Салим еле сдержал слезы:
— Я так хочу, чтобы ты увидел то, что вижу я, — сказал он.
— Я не исполняю желаний, — прошептал ифрит, сбрасывая полотенце и мягким, но уверенным жестом толкая Салима на кровать.
Спустя час или даже больше, продолжая ритмично всаживать Салиму в рот, ифрит кончил. Салим за это время кончил уже дважды. Сперма джинна, острая и странная на вкус, обожгла Салиму горло.
Он пошел в ванную и прополоскал рот, а когда вернулся, таксист, похрапывая, мирно спал на белых простынях. Салим лег позади ифрита и крепко к нему прижался, кожей ощущая дыхание пустыни.
В полусне он вспомнил, что все еще не ответил на факс Фуада, и почувствовал себя виноватым. В глубине души он ощущал пустоту и одиночество; он положил руку на припухший член и, успокоившись, заснул.
Перед рассветом они разбудили друг друга ласками и вновь занялись любовью. В какой-то момент Салим понял, что плачет, а ифрит жгучими губами целует его влажные от слез глаза и щеки.
— Как тебя зовут? — спросил Салим.
— На водительских правах написано имя, но оно не мое, — сказал ифрит.
Потом Салим даже не смог вспомнить, когда закончился секс и начался сон.
В комнату пробралось холодное солнце — и Салим проснулся. Он был один.
Он обнаружил, что его чемодан пропал, а вместе с ним пропали все образцы, фляжки, колечки, медные сувенирные фонарики; еще у него пропали бумажник, паспорт и обратные билеты в Оман.
На полу валялись джинсы, футболка, серый шерстяной свитер, а под ними — водительские права на имя Ибрагима бин Ирема, лицензия на вождение такси на то же имя и связка ключей с прицепленным к ней клочком бумаги, на котором по-английски был написан адрес. Салим был не особенно похож на человека с фото на документах, хотя ифрит тоже был не очень-то на него похож.
Зазвонил телефон: это портье сообщил, что Салим уже расплатился и сдал номер, а его гостю необходимо в ближайшее время освободить комнату, чтобы горничные подготовили ее для следующего постояльца.
— Я не исполняю желаний, — произнес Салим, катая на языке непривычные слова.
Одевался он с чувством небывалой легкости.
Нью-Йорк устроен очень просто: авеню идут с севера на юг, улицы — с запада на восток. Разве я не справлюсь? — спрашивал он себя.
Он подбросил вверх ключи от машины и поймал их. Потом надел черные пластиковые очки, которые обнаружились в кармане джинсов, вышел из номера и пошел искать свое такси.
Глава восьмая
Он говорит, у мертвецов есть души.
Как, говорю, они же сами — души?
А он меня из транса в тот же миг.
Вот и судите сами, есть иль нету
У них чего-то окромя души.
Последняя неделя перед Рождеством в похоронных конторах обычно проходит тихо. Тень узнал об этом за ужином. Они сидели в маленьком ресторанчике, в двух кварталах от «Похоронного бюро Ибиса и Шакеля». Тень заказал себе полноценный плотный завтрак — его подавали с хашпаппиз, [47] — а рядом с ним мистер Ибис поклевывал кусочек кофейного торта. Мистер Ибис объяснил, почему под Рождество заказов бывает
46
Перевод В. Топорова.
47
Хашпаппиз — южно-американское блюдо, жаренные во фритюре шарики из кукурузной муки.
— Тот, кто умирает медленной смертью, старается продержаться до последнего в своей жизни Рождества или даже до Нового года. А для тех, кого еще не загнал в могилу очередной показ «Этой замечательной жизни», [48] кто еще не успел ухватиться за последнюю соломинку или, так сказать, последнюю веточку остролиста, способную переломить хребет не верблюду в данном случае, а северному оленю, [49] для тех в конечном итоге и станут непосильным испытанием этот всеобщий праздник и это веселье. — В конце он издал едва заметный полуфыркающий-полухмыкающий звук, который означал, что он только что произнес прекрасно отточенную фразу, коей остался чрезвычайно доволен.
48
Американский фильм «It’s a Wonderful Life» режиссера Фрэнка Капры (1946), действие которого происходит на Рождество. При выходе на экран фильм потерпел коммерческий провал, однако в семидесятые годы, когда авторские права на фильм перешли в публичную собственность, телевизионные каналы стали транслировать его во время рождественских праздников. Фильм стал для американцев настоящей рождественской классикой.
49
Персонаж перефразирует пословицу: «Последняя соломинка ломает спину верблюда».
Ибис и Шакель были владельцами небольшого семейного бюро похоронных услуг, одного из немногих действительно независимых похоронных бюро в округе, по крайней мере именно так утверждал мистер Ибис.
— На рынке услуг по большей части ценятся общенациональные бренды, — продолжал он.
Мистер Ибис не рассказывал, а разъяснял: его спокойный, убежденный лекторский тон напомнил Тени одного профессора из колледжа, который в свое время ходил тренироваться на «Силовую станцию» — тот вообще не умел нормально разговаривать, только ораторствовал, объяснял и растолковывал. Уже через несколько минут после знакомства с мистером Ибисом Тень смекнул, что в беседах с директором похоронного бюро ему заранее отведена роль слушателя.
— Я полагаю, что именно так все происходит потому, что людям просто нравится предсказуемость, нравится заранее знать, что именно они получат за свои деньги. Отсюда все эти макдональдсы, уол-марты, вулворты (последним — светлая память): торговые марки, которые завоевали всю страну. Куда бы вы ни поехали, везде одно и то же — с небольшими региональными отличиями.
Впрочем, в сфере похоронных услуг дела, в силу понятных причин, обстояли иначе. Обращаясь в провинциальную фирму с индивидуальным подходом к клиентам, вы хотите, чтобы о вас позаботились люди, имеющие призвание к своей профессии. Когда теряете близкого человека, вы хотите, чтобы к нему и к вам проявили личное участие. Вы не желаете скорбеть на общенациональном уровне, вы хотите, чтобы это осталось вашим частным делом. Но в любой отрасли индустрии (а смерть — это тоже индустрия, не заблуждайтесь на сей счет, мой юный друг) деньги делаются на крупных операциях, оптовых закупках, централизации сделок. Неприятно, но факт. Проблема в том, что никто не хочет, чтобы их близких везли в холодильной камере в какой-нибудь большой старый переоборудованный пакгауз, где на подходе еще двадцать, тридцать, а то и все сто трупов. Нет, сэр. Родственникам приятно думать, что они обращаются в семейную фирму, где люди отнесутся к ним с уважением и при встрече на улице снимут перед ними шляпу.