Американские дикари
Шрифт:
— И спасибо вам за все, что вы сделали, миссис Каллахан, я уверен, что это было нелегко. Я буду следить за пресс-конференцией президента, — сказал он мне.
Улыбаясь, я кивнула.
— Вам тоже спасибо. Мне так жаль, что вам не сказали…
— Нет, я понимаю. Национальная безопасность превосходит крутого чикагского адвоката, я просто рад, что нахожусь на правильной стороне истории. Еще раз, удачи вам всем! — сказал он, еще раз помахав рукой перед выходом из зала суда.
Взгляд Лиама метнулся ко мне, как будто он пытался собрать воедино паутину лжи, которую я придумывала последние несколько месяцев. Следующим подошел прокурор, он открыл, затем
Повернувшись к Лиаму, он низко опустил голову в знак поражения.
— Разрушение уже началось. Я уверен, что к утру я буду полностью сломлен, — попытался он отшутиться.
— Небольшой совет: переедь куда-нибудь. Досада останется, но, по крайней мере, есть надежда, что однажды ты сможешь снова показать свое лицо, — серьезно сказала я ему.
Он закрыл глаза, вздохнул и кивнул.
— Мне искренне жаль, я не знал. Я также принесу официальные извинения.
Когда он ушел, Анна хихикнула, глядя мне прямо в глаза.
— Больше никаких одолжений. С меня хватит.
— Нет, — сказала я ей. Она была семьей.
— Я чертовски ненавижу эту семью, — пробормотала она, слегка обнимая Лиама, на что он не ответил. — Что ж, удачи с ними, мне нужно готовиться к пресс-конференции.
Когда все остальные ушли, они выжидающе повернулись ко мне.
— Насколько велико это прикрытие? — Седрик наконец заговорил: Он казался таким же незаинтересованным, как и Лиам
— Когда твой дедушка возглавляет ФБР, настолько большое, насколько это в человеческих силах. — И, судя по их реакции, я догадалась, что он им не сказали, потому что у всех у них глаза, за исключением Оливии, которая продолжала наблюдать за Итаном, чуть не вылезли из орбит.
— Лиам? — Седрик повернулся к нему.
Он кивнул и, наконец, придвинулся ко мне ближе, но не дотронулся до меня, как я надеялась. Вместо этого он потянулся к Итану, но я не хотела его отпускать. Мне было больно снова отпускать его, но я сдалась. Итан захихикал, легонько шлепнув отца по лицу.
— Нил, попроси Монте и Феделя подогнать машину к заднему выходу. Нам с Лиамом нужно поговорить, — скомандовала я, возвращаясь на свое место, как будто я не исчезала почти на полгода. Чем скорее они вернутся к тому, как мы управляли этим кораблем, тем лучше будет для них. Потому что, несмотря ни на что, мы были главами этой семьи, и я никогда не отказывался от этой позиции.
Оливия, должно быть, слишком сильно надавила на каблук, потому что он сломался. Не говоря ни слова, она сорвалась с места и потопала к выходу, а Нил последовал за ней. Эвелин заключила Лиам в легкие объятия, на которые он ответил.
— Я так рада, что это наконец закончилось, — прошептала она.
Но это было не так. На самом деле, все только начинается, и, оглядываясь на то, как обстояли дела в этой семье, я знала, что не все будут целы на финишной прямой.
Эвелин повернулась ко мне, но не сказала ни слова; перед уходом она поцеловала Итана в макушку.
— Детка, нам тоже пора возвращаться, мне понадобится много выпивки, чтобы справиться с этим дерьмом, — пробормотал Деклан, беря Коралину за руку. Но она на мгновение оторвалась и подошла ко мне.
— Вся семья должна носить такое, без исключений, — ухмыльнулась она, отрывая пуговицу своей кампании «Свободу Лиама» и прикрепляя ее к моему пиджаку. — Добро пожаловать домой, Мел.
Я кивнула, не желая говорить. Я не была уверена, смогу ли выразить словами то, что я чувствовала.
Через несколько мгновений мы остались одни. Лиам, Итан и я; наша испорченная, прекрасная,
— Лиам…
— Четыре минуты, Мелоди. Четыре минуты, это то, сколько времени им понадобится, чтобы подогнать машину, а я просто хочу четыре минуты побыть с самым важным человеком в моей жизни, и не иметь дела с тем, во что, черт возьми, ты собираешься меня втянуть, — выплюнул он в меня, заставив Итана нахмуриться и снова похлопать по чеку, пока он не улыбнулся ему.
Во что я его втягивала?
Я почувствовала, как холодный пот покрыл мое тело от его слов. Это было не из-за того, что он сказал, я слышала вещи и похуже, направленные в мой адрес. Но дело было в том, как он это сказал. Презрение было преобладающей эмоцией, которую я могу слышать. Хотя я не ожидала, что меня встретят с распростертыми объятиями, только услышав его голос и находясь рядом с ним, я пожалела, что меня не встретили так. Сев, я больше ничего не сказала. Он пытался отвлечься на Итана, но мой малыш не мог держать свои зеленые глаза открытыми больше минуты. Его голова начала кивать взад-вперед, и я потянулась к нему, но Лиам покачал головой и крепко прижал Итана к груди.
— Зачем сейчас притворяться, будто тебе не все равно? — пробормотал он.
Я думаю, наши четыре минуты истекли.
— Это та игра, в которую мы будем играть? — Прошептала я, стараясь не смотреть на него.
— Никто не играет ни в какие игры, кроме тебя. Ты нашла себя там, где, блять, ты была? Было ли это удивительно? Пожалуйста, скажи мне, стоило ли оно моего заключения в тюрьме, вдали от моего сына? Стоило ли бросать его?! — рявкнул он, и Итан на мгновение пошевелился, прежде чем успокоился. — Я думал обо всем, что скажу тебе, когда ты вернешься. И все, что я могу придумать, чтобы сказать, это то, что с меня хватит. Я больше не волнуюсь и не забочусь о тебе. Ты такая же бессердечная манипулятор, как твоя гребаная мать.
Закрыв глаза, я прикусила внутреннюю сторону щеки, пытаясь успокоиться. Он хотел причинить мне боль. Он был зол, и он пытался причинить мне боль. Это сработало.
— В любом случае, с меня хватит. Если бы я знал, что женитьба на тебе… — он замолчал.
— Чтобы ты сделал? — Серьезно спросила я его. — Женился бы на Наташе? Во мне закипает ревность.
— Неужели? Когда волшебник страны Оз вернул тебе твое сердце? Когда у тебя появились эмоции или элементарная забота о ком-то, кроме самой себя, блядь? Даже твой собственный гребаный ребенок…
— Хватит! — Прошипела я, поднимаясь со стула.
Я пыталась побороть резь в глазах. Мне пришлось отвернуться. Я отказываюсь быть слабой. Слабость убивает, она стала концом Авиелы. Это превратило ее в хнычущую, жалкую маньячку, и я отказываюсь, чтобы меня сравнивали с ней. Особенно со стороны единственного человека, которого я люблю больше всего на свете, за исключением маленького человечка, которого он держал.
Было так много вещей, которые мне нужно было ему сказать. Я даже не знала, будет ли ему не все равно. Это были не оправдания, это были причины. Я должна была заставить его понять, что то, что я сделала, было ради него и Итана. Он должен понять, что только они имели значение, и я отказалась подвергать их опасности, не имея способа устранить ее самостоятельно. Я не была физически или умственно способна делать такие вещи после того, как освободилась от Авиелы, и я сомневалась, что смог бы тогда вообще что-либо сделать. Не с теми препятствиями, с которыми я сталкивалась на каждом шагу.