Американские рассказы и повести в жанре "ужаса" 20-50 годов

Брэдбери Рэй Дуглас

Комната, которую отвели Оверфилду, показалась ему в высшей степени комфортабельной. Петерсон вышел, затем вернулся и, нерешительно глядя на доктора, произнес:

— Небольшое предупреждение. Когда остаетесь здесь один, проверьте, хорошо ли заперта дверь.

— Закрывать ее, когда ухожу?

— Нет. В этом нет необходимости. Никто ничего не украдет.

Доктор прикрыл дверь, послушно щелкнул замком и подошел к окну. Оно выходило в лес. Вдали различались силуэты ланей. Ближе к дому, на лужайке резвились белые кролики. Прелестный вид. Но почему стекла прикрыты решетками?

Решетки! Он что, попал в тюрьму? «Проверьте, хорошо ли заперта дверь»… Чего здесь можно бояться? Во всяком случае, не грабителей. Интересно, все ли окна зарешечены? Любопытно, очень любопытно. А эта ограда? Каким надо быть смельчаком, чтобы попытаться перелезть через нее, даже если воспользоваться переносной лестницей. Хозяин дома производит впечатление неврастеника, и в то же время не торопится поделиться жалобами. Очевидно, решил, что облегчит себе задачу, если позволит врачу самостоятельно докопаться до некоторых вещей.

Долгая дорога утомила доктора: он снял ботинки, расстегнул воротник и сразу же задремал. Стояла полная тишина. Малейший звук настораживал. Прошло несколько минут. Неожиданно раздался странный шум, будто кто-то пытается повернуть ручку, но ни шагов, ни стука в дверь доктор не услышал. Перебирая в памяти события дня, он не заметил, как крепко уснул. Когда пробудился, уже стемнело; он бросил взгляд на часы. Десять минут шестого. Пора переодеваться к обеду. Он не знал, принято ли так поступать в этом доме, но, во всяком случае, хорошие манеры еще никому не повредили.

Внизу его ожидал хозяин вместе с женой. Очевидно, миссис Петерсон догадалась, что доктор наденет парадный костюм, и не желая его смущать, выбрала соответствующий случаю туалет. Но супруг ее был все в той же повседневной одежде. Он даже не счел нужным как следует причесаться.

За столом седовласый глава семьи хранил молчание. Зато его жена оказалась блестящей собеседницей, и доктор получил от разговора с ней не меньше удовольствия, чем от изысканного обеда. Миссис Петерсон довелось побывать в разных странах, она многое видела и очень живо описывала свои впечатления от путешествий. Казалось, нет темы, которая ее не интересует.

Великолепный образец культурной женщины, подумал Оверфилд. Она знает обо всем понемногу и умеет выбрать подходящее время для своих рассказов.

К этим достоинствам доктор мог бы добавить еще одно: миссис Петерсон отличалась необыкновенной красотой. Он почти бессознательно воспринимал исходящее от нее обаяние. Как могла такая женщина выйти замуж за иссохшее ископаемое вроде Петерсона? Судя по всему, неплохой человек, но совершенно ей не пара.

Хозяйка дома была миниатюрной и хрупкой, но буквально лучилась здоровьем и энергией. Если здесь кто-то болен, то уж конечно не она. Доктор внимательно разглядывал ее супруга. Может быть, его пациент — сам Петерсон? Мрачный, подозрительный, молчаливый. Запертые двери и зарешеченные окна… Что, если перед ним случай паранойи, а оживление миссис Петерсон и стремление всячески поддержать разговор — просто защитная реакция?

Она выглядит веселой, или это только маска? Временами лицо словно заволакивает облако, но как только она улыбнется или звонко расхохочется, впечатление рассеивается. Да, вряд ли она по-настоящему счастлива. Какое уж тут счастье с таким мужем!

Им прислуживал мрачный молчаливый лакей. Казалось, он предупреждал каждое желание миссис Петерсон. Он отличался безупречными манерами, но доктор почему-то невзлюбил его с первого взгляда. Оверфилд пытался понять причину такой антипатии, но безуспешно. Все прояснилось немного позже.

Доктор целиком ушел в свои мысли, тщетно стараясь угадать, зачем его пригласили провести неделю в особняке. Тут он обратил внимание на незанятый стул. Обедавших только трое, а на столе стояло четыре прибора. Как только он отметил это, дверь открылась и в столовую вошел подросток в сопровождении коренастого мужчины в черном костюме.

— Доктор Оверфилд, познакомьтесь с моим сыном Александром. Поздоровайся с джентльменом, Александр.

Мальчик и его спутник, следовавший за ним по пятам, обошли стол. Мальчик подал руку доктору и уселся на свободный стул. Подали мороженое. Человек в черном, стоя позади подростка, внимательно наблюдал за каждым его движением. Разговоры прекратились. Десерт съели в полном молчании. Наконец Петерсон произнес, — Отведите Александра в его комнату, Йорри.

— Слушаюсь, мистер Петерсон.

За столом остались трое, но беседа не возобновилась. Мужчины молча курили. Миссис Петерсон извинилась:

— Я пытаюсь придумать фасон для нового платья и столкнулась с очень трудной проблемой. Никак не могу решить, на чем остановиться — на кнопках или пуговицах. Если пуговицы, то придется найти что-то очень оригинальное, чтобы не испортить общего впечатления. Поэтому прошу вас, джентльмены, извинить меня. Надеюсь, вы проведете у нас приятную неделю, доктор Оверфилд.

— Несомненно, миссис Петерсон, — ответил доктор, вставая, когда дама выходила из-за стола. Ее седовласый супруг не шелохнулся. Он невидящими глазами уставился в стену, не замечая висевшей на ней картины. Наконец, сунув недокуренную сигарету в пепельницу, поднялся на ноги.

— Идемте в библиотеку. Мне надо с вами поговорить.

Усевшись в кресле перед камином, он старался проявить максимум внимания к доктору.

— Если хотите, можете снять пиджак и галстук, а ноги положите на стул. Мы остались одни; к чему церемониться?

— Мне показалось, вас что-то угнетает, мистер Петерсон? — начал доктор. Традиционная преамбула к собеседованию, которое, как надеялся Оверфилд, благополучно завершится катарсисом. По правде говоря, такой фразой он всегда начинал опрос пациента. Она внушала больному доверие к доктору, ощущение, что врач понимает и сочувствует ему. Многие приходят к психиатру только потому, что их что-то угнетает, что они несчастливы.

— Да, верно, — произнес Петерсон. — Кое-что я вам расскажу, но мне хочется, чтобы остальное вы поняли сами. Это началось, когда я делал первые шаги в бизнесе. Родители назвали меня Филиппом. Филипп Петерсон. В школе я изучал историю Филиппа Македонского, и восхищался многими деталями в его жизнеописании. Понимаете, по своей природе он первопроходец. Завоевал столько стран, создал империю. Реорганизовал армию. Если употребить выражение из современного сленга, «крутой парень». Конечно, и у него были свои слабости, вроде вина и женщин, но в целом он, что называется, настоящий мужчина.