Американские рассказы и повести в жанре "ужаса" 20-50 годов
Шрифт:
Конечно, одно дело править Македонией, и совсем другое — стать президентом кожевенной компании, но я решил, что для успеха важен сам принцип. Каждую свободную минуту я использовал, чтобы изучить жизнь Филиппа, и пытался применить все, что возможно, на практике. В конце концов, я разбогател.
Потом я женился. Как вы сами могли убедиться, моя жена — образованная и очень одаренная женщина. У нас родился сын. В честь Филиппа Македонского, я назвал его Александром. Я сосредоточил в своих руках кожевенное производство в Америке и когда-то
— Да.
— Ваш диагноз?
— Трудно сказать точно, но больше всего похоже на одну из форм психической неполноценности, которую называют болезнь Дауна.
— Да, мне так и говорили. Два года мы держали его дома, потом я поместил сына в одну из лучших частных школ Америки. Когда ему исполнилось девять, они категорически отказались держать его, хотя я обещал им золотые горы. Тогда я купил это имение, обустроил его, продал все свои предприятия и стал жить здесь. Он мой сын; я должен о нем заботиться.
— Очень странно, что его не захотели держать в частной школе. С вашим богатством…
— Там что-то произошло. Они осознали, что не могут взять на себя ответственность за последствия его поступков.
— А как именно он себя ведет? И что думает его мать?
— Сами знаете, что думают матери в подобных случаях…
— Да, могу себе представить.
— Тогда вы поймете. Для миссис Петерсон он — само совершенство. Она отказывается признать, что мальчик слабоумен. Говорит о «запоздалом развитии», уверяет, что «со временем он все наверстает» и в один прекрасный день станет нормальным.
— Увы, она заблуждается.
— Боюсь, вы правы. Но я бессилен ее убедить. Как только завожу об этом речь, сразу начинает сердиться, а когда она в таком состоянии, с ней невозможно разговаривать.
Итак, мы переехали сюда. Вы сами видели, кто нас обслуживает. Лакею приходится исполнять несколько обязанностей. Он пробыл с нами много лет, и мы полностью ему доверяем. Он глухонемой.
— Теперь все понятно! — воскликнул доктор. — Вот почему он такой мрачный. Глухонемые всегда отличаются странностями.
— Наверное, так оно и есть. Он ведет наше хозяйство. Понимаете, прислугу трудно удержать. Люди охотно к нам нанимаются, но узнав об Александре, долго не задерживаются.
— Неужели их так пугает его слабоумие?
— Нет, их беспокоит его поведение. Я знакомлю вас только с фактами и стараюсь излагать их совершенно беспристрастно. Приставленный к нему здоровый парень, Йорри, — бывший борец. Воистину человек без нервов: не понимает, что такое страх. Йорри очень хорошо обращается с мальчиком, но заставляет себя слушать. С тех пор, как он служит у нас, мы можем сажать Александра за стол вместе со всеми, и мать просто счастлива. Но конечно Йорри тоже иногда отдыхает. На это время он отпускает Александра в парк.
— Мальчику должно там нравиться. Я видел у вас ланей и кроликов.
—
— Вам не кажется, что Александру нужны товарищи, с которыми он мог бы вместе играть?
— Раньше и я так думал. Даже усыновил другого мальчика. Он умер. После этого я не рискую повторить эксперимент.
— Но ведь умереть может любой ребенок. Почему бы не приглашать какого-нибудь паренька из местных по крайней мере на несколько часов в день, чтобы ваш сын мог немного поболтать и поиграть с ним?
— Нет, никогда! Побудьте у нас, понаблюдайте за мальчиком. Осмотрите его; возможно, посоветуете что-нибудь.
— Боюсь, сейчас мы способны сделать для него очень немногое: скажем, не выпускать из вида, исправлять дурные привычки, которые у него успели возникнуть.
Удивленно подняв брови, Петерсон произнес, — В этом-то все дело. Несколько лет назад я консультировался со специалистом. После моего рассказа он заявил, что по его мнению ребенку следует предоставить определенную свободу действий. Он что-то говорил о подавленных желаниях, либидо, и уверял, что единственный шанс добиться хоть какого-то улучшения — позволить мальчику жить по-своему. Вот одна из причин, почему мы очутились здесь и завели ланей и кроликов.
— Вы хотите сказать, что Александру нравиться играть с ними?
— Не совсем… Я хочу, чтобы вы хорошенько понаблюдали за ним. Я велел Йорри отвечать на все ваши вопросы. Он понимает мальчика лучше, чем я, да простит меня Бог, а я знаю его достаточно хорошо Мне, конечно, трудно говорить об этом. Лучше узнайте подробности у Йорри. А сейчас уже поздно, наверное, вам пора спать. Перед тем как лечь, пожалуйста проверьте, крепко ли заперта дверь.
— Обязательно, — ответил доктор. — Но ведь вы сами сказали, что здесь никто ничего не украдет.
В высшей степени удивленный увиденным и услышанным, доктор отправился в свою комнату. Он знал, какие разнообразные симптомы наблюдаются при болезни Дауна. Сам он имел дело с доброй сотней подобных случаев. Но что-то отличало Александра Петерсона от других пациентов. Какие-то особенности противоречили этому диагнозу. Поведение, привычки? Возможно… А Петерсон кажется боится своего сына! Поэтому и нанял бывшего борца вместо воспитателя. Поэтому на окнах решетки. Но при чем здесь кролики и лани?
Он уже почти заснул, и тут раздался резкий стук. Доктор подошел к двери, но не открыл ее. — Кто там?
— Йорри. У вас все в порядке?
— Да.
— Впустите меня.
Оверфилд щелкнул замком, позволил ему войти и снова повернул ключ.
— Что случилось?
— Александр удрал из своей комнаты. Не так уж страшно, если бы это случилось днем; ночь — другое дело. Вот, посмотрите!
За окном белело лицо Александра. Он обеими руками ухватился за толстые железные прутья и тряс их изо всех сил, пытаясь выломать из кладки. Йорри покачал головой.