Американский Шерлок Холмс
Шрифт:
Наклонившись над трупом, Картер увидел небольшую баночку, какие в аптеках употребляются для отпуска пилюль, зажатую в точенной руке покойницы. Баночка оказалась пуста и только на дне можно было, хотя и с большим трудом, заметить зеленоватый налет.
На шее несчастной виднелось маленькое пятнышко, такого же зеленовато-бурого цвета. Хотя пятно было не более булавочной головки, острые глаза сыщика все же заметили его и, вместе с тем и несколько таких же пятнышек на платке убитой.
Не подлежало сомнению, что пятнышки
Правая рука Корацони покоилась на ручке кресла, ноги, обутые в маленькие, вышитые шелками, туфельки, непринужденно упирались в бархатную подушку, а голова откинута на бок, как бывает во время сна.
— Так, — протянул сыщик, — кто бы ни был убийца, должен признаться, он великий мастер своего дела. Как ты думаешь, Джордж?
Полицейский инспектор ничего не ответил. Он пожал плечами и отошел в сторону, словно совершенно не интересуясь расследованиями своего друга.
На губах сыщика промелькнула легкая улыбка, затем он схватил руку, в которой была зажата баночка. Пощупав и правую руку, лежавшую на ручке кресла, он привел их в прежнее положение и несколько раз провел по белоснежному лбу красавицы, причем убедился, что кожа уже потеряла свою эластичность.
Вынув из кармана увеличительное стекло, с которым никогда не расставался, Картер осмотрел пузырек, пятна и руки Корацони, стараясь при этом не только не изменить положение трупа, но даже складки платья.
Пока Ник осматривал труп, инспектор исследовал другую часть комнаты.
Картер снова отошел к порогу двери, но шел при этом задом и на цыпочках. Опустившись на колени, он впился взглядом в роскошный персидский ковер, лежавший на полу. Затем, не поднимаясь, пополз вокруг комнаты, пока не дошел до того места, где обои несколько выгорели, благодаря падавшим на них лучам солнца.
Все время Картер не выпускал лупы из рук, разглядывая каждый сантиметр ковра, как бы желая найти чьи-то следы. У трупа стоял теперь уже инспектор.
Обойдя на коленях кругом всю комнату, Ник, чтобы не мешать своему другу, вышел в смежную комнату, которую точно также подверг самому тщательному осмотру. Он то склонялся над ковром, то поднимал взор к потолку, то подходил к камину.
Перейдя к подоконнику того окна, у которого валялась на полу книга и журнал, сыщик увидел, что на подоконнике кто-то сидел. Этот «кто-то» был несомненно тот, который провел с Корацони ее последние часы.
Когда инспектор покинул спальню, Картер был уже в комнатах первого этажа.
И здесь, как и наверху, Ник осмотрел решительно все. Оставалось удивляться тому адскому терпению, которое проявлял при этом сыщик: он либо ползал на коленях, либо полз лежа на животе, ходил, исключительно на цыпочках, а увеличительного стекла не выпускал из рук ни на минуту.
Посторонний зритель, несомненно, покачал бы головою, наблюдая манипуляции Картера.
На пороге библиотеки Ник столкнулся с инспектором. Оба взглянули друг на друга, улыбнулись, но не сказали ни слова.
Покончив с библиотекой, Картер «обревизовал», как он выражался, все четыре этажа дома, не забыв заглянуть даже на чердак.
Время от времени сыщик сталкивался с Мак-Глусски и каждый раз друзья ограничивались многозначительной улыбкой, не произнося ни звука.
Наконец осмотр дома был окончен; Картер и Мак-Глусски встретились снова в библиотеке.
— Готов, Ник? — осведомился инспектор.
— Да. А ты?
— Тоже готов.
— Как ты думаешь, можно позвать коронера? Телефонировать ему?
— Думаю, что можно. Телефонируй, — с загадочной улыбкой согласился Мак-Глусски.
Несмотря на то, что телефон стоял тут же, на столе, Картер не тронулся с места.
— Я думаю послать Патси, — многозначительно проговорил он.
Мак-Глусски кивнул головой в знак согласия.
Дело в том, что как тот, так и другой прекрасно видели, что телефон испорчен, но не хотели объявлять этого, желая испытать друг друга. Лукавая усмешка, мелькавшая у каждого из них на губах, выдала тайну.
Сыщик отошел в угол комнаты, нагнулся и поднял с пола какой-то предмет.
— Видел ты эту штучку? — спросил он, показывая выломанную из телефона пластинку слуховой трубки.
— Нет, — ответил Мак-Глусски, — зато я нашел другое.
С этими словами, он поднял с другого конца комнаты исковерканную диафрагму.
— Вот, что нашел я, — заявил он, — но не говорил об этом, желая испытать тебя.
— Так, так, — кивнул головою Ник. — Я тоже хотел провести тебя, но, кажется, эти попытки — напрасный труд… Да?
— Вполне согласен с тобой. Скажи мне только, чего хотел достичь этот субъект, ломая телефон?
— Не знаю, по крайней мере, пока, — последовал ответ.
— Я тоже не знаю, — развел руками инспектор. — Кажется, работа предстоит нелегкая и, кажется, что из нее ничего не выйдет.
— Без достаточно веской причины, вряд ли бы стали ломать аппарат, — высказал свои соображения сыщик.
— Это так, Ник. Но, согласись сам — от этого нам немногим легче.
— Пока, да, но я уверен, что мы раскроем тайну.
— «С надеждой, правда, жить светлей»… — продекламировал Мак-Глусски.
— «Но веры нет в душе моей»… — докончил Картер. — Это известно мне уже давно.
— «Мне сладость веры не дана»… — не унимался инспектор.
— «Надежда? Призрачна она»… — воодушевлялся сыщик. — Так-то так, дружище, но ты забыл окончание стихотворения:
«Без веры жить нам тяжело:
Сильней гнетет и давит зло
И лишь надежда, дар богов.