Американский Шерлок Холмс
Шрифт:
— Позвольте сказать вам несколько слов, генерал.
— С удовольствием, мистер Картер.
— Не кажется ли вам, что мы лучше поймем друг друга, если будем совершенно откровенны?
— Конечно, — согласился Лакатира, — но, по правде сказать, я не знаю, что вы, собственно, имеете в виду.
Ник Картер решил говорить начистоту.
— Не будете же вы отрицать, генерал, что вовсе не просили об отпуске, а получили от микадо приказ отплыть на одном пароходе со мной.
— Но мистер Картер…
— Виноват, —
— Микадо намекал мне, что вы будете не слишком довольны, когда узнаете об этом, — вздохнул генерал.
— Я нисколько не обижен этим, — возразил Ник Картер, — но если бы я узнал обо всем раньше, то, разумеется, отказался бы от этой чести.
— Да, но теперь я уже на пароходе — возвращаться поздно. Кроме того, для меня это путешествие будет приятным развлечением, — заметил Лакатира.
— Охотно вам верю. Но раз все сложилось именно так, мы должны быть совершенно откровенны друг с другом. Мне необходимо знать, чего именно вы опасаетесь и кого подозреваете в заговоре против меня.
Генерал ответил не сразу:
— Сожалею, мистер Картер, но на эти вопросы я вам ответа дать не могу, поскольку это противоречит приказу его величества.
— Отнюдь, — возразил сыщик, — микадо полагал, что во время путешествия я буду находиться в неведении относительно принятых им мер. Но так как получилось иначе и я еще до отплытия догадался, в чем дело, то я настаиваю, чтобы вы обо всем мне рассказали. Если вы не хотите исполнить мою просьбу, то я не могу считать вас своим другом. Я вовсе не желаю, чтобы за мной следили, как за ребенком. Во всяком случае я имею право знать о том, что происходит.
Генерал задумался, но в конце концов согласился:
— Ладно, мистер Картер, я расскажу вам, в чем дело. Пожалуйте в мою каюту.
— Нет, — возразил Ник Картер, — давайте лучше пройдем ко мне.
Он круто повернулся и сошел с палубы. Генерал Лакатира и Том Гарнетт направились за ним.
— Теперь, генерал, вы можете говорить обо всем совершенно откровенно, — произнес предусмотрительный американец, после того как они расположились в его каюте. — В чем, собственно, дело?
— Дело в том, — ответил Лакатира, — что вашей жизни угрожает смертельная опасность. И мне дан приказ охранять вас.
— Это мне уже известно. Кто именно покушается на мою жизнь?
— Мутушими!
— Позвольте, ведь его уже нет в живых!
— Совершенно верно, но дух его жив в его приверженцах-самураях.
— Я был бы вам весьма благодарен, генерал, если бы вы поподробнее рассказали мне о самураях. Хотя я хорошо знаком с японскими нравами, но все-таки не совсем уяснил себе данный вопрос.
— Извольте! Настоящие самураи давно уже канули в небытие. Во времена сегунов, феодальных правителей Японии, самураи были обычными воинами, которые шли в бой за своего господина. Они были фанатично преданы своему властителю и оставались ему верны до самой смерти. Мутушими и его предки с незапамятных времен принадлежали к числу таких правителей-феодалов, а самураи, которые до последнего времени были ему преданы, происходят от воинов, много веков служивших роду Мутушими. В наше время чисто феодальные отношения прекратились, и самураи теперь служат своему властителю только потому, что живут на его земле.
— До этих пор я все хорошо понимаю, — заметил Ник Картер.
— Я рассказал вам это для большей ясности. Несколько дней назад, вечером, ко мне домой явился один из самураев Мутушими. От него я узнал, что вы оказали ему большую услугу.
— Услугу? — удивился Ник Картер.
— Так он сказал.
— В чем же именно она состояла?
— Неужели вы забыли, — ответил генерал и улыбнулся, — что дней пять тому назад вы спасли от смерти ребенка, выхватив его в последний момент из-под колес быстро мчавшегося автомобиля?
— Ах да, помню, помню…
— Ну так вот, этот ребенок — внук того самурая, который явился ко мне, — продолжал Лакатира. — Из чувства благодарности он сообщил мне, что против вас организован заговор. Этим он нарушил клятву, данную своему властелину, но он не мог бросить на произвол судьбы человека, спасшего его внука. Вы еще больше оцените принесенную этим человеком жертву, если я вам скажу, что он, открыв мне заговор, отправился домой и наложил на себя руки.
— Что вы говорите! — воскликнул Ник Картер.
— Я полагал, что вам известно, как свято у нас в Японии соблюдается данная клятва, — пояснил генерал.
— Конечно, известно. Стало быть, этот самурай пожертвовал ради меня жизнью?
— Совершенно верно, и притом вполне хладнокровно, осознанно, поскольку он знал, что будет вынужден убить себя, если выдаст мне тайну. Ему ничего другого не оставалось, после того как он нарушил клятву. Такие понятия у этих людей. Он не мог жить с запятнанной честью, но, с другой стороны, не мог обречь на верную смерть человека, рискнувшего жизнью ради спасения его родственника.