Америкен бой

Рогоза Юрий

— Эх, пообещал бы я тебе, что выйду—замочу,— блатной в наручниках уселся на стул и смачно сплюнул на сбитый ковер, с тоской оглядывая комнату.— Да и за­мочил бы, но ты и так не доживешь...

 — Тут ты прав,— легко согласился Железяка. —Если все твои дела раскопать, точно не доживу. Столько не живут... Эй, участкового позовите.

Квартирка была странная, с одной стороны обстав­ленная с вызывающей роскошью, с другой — превращен­ная в склад дефицита, а оттого грязная и запущенная. Пепельницы были полны окурков, по углам теснились пустые бутылки.

В дверь

комнаты заглянул участковый, пришибленно оглядываясь по сторонам.

— Давай прокуратуру и понятых,— велел ему Желе­зяка.— Да заткните там ему глотку! — в прихожей в голос стонал человек с разбитым лицом, сокрушенно рассмат­ривая руки в наручниках.

— Как? — спросил один из оперов.

— Скажи, что если пе замолчит, я его лично пристре­лю. Слушай, у тебя там в холодильнике ничего пожевать нету?— обратился он к Пуле.

— Да ты к такой жратве не привык, пронесет,— от­вернулся блатной.— А говно, которое ты на свою зарпла­ту купить можешь, у меня сроду не пояцлялось. Вон, корочку пожуй,-—он пихнул носком ботинка валявшуюся на полу корку от лимона.

— Ладно, касатик,— махнул рукой Железяка.— Твоя правда, не пристало мне с вашего стола перекусывать, вытошнить может. Пошли в тюрьму.

Выходя из подъезда, Железяка споткнулся:

— Вроде все удачно сегодня, а день гадкий какой-то,— заметил он, ни к кому не обращаясь.

* * *

Бар в гостинице оказался довольно сносным. Ник заказал мартини и сел в сторонке. Пожалуй, это была первая пауза, после его приезда. Из уютной обстановки бара все произошедшее воспринималось с некоторой дистанции, словно он уже вернулся и просто вспоминал о сегодняшнем дне. От перспективы все казалось чуть меньше, игрушечнее. Вместе с тем вкус мартини и миндальных орешков делал яснее и очевиднее присутствие Деб.

К столику направилась одна из проституток, доволь­но хорошенькая девушка, и Ник, вяло помахавший ей рукой, отказываясь от услуг, отметил про себя, что про­ститутки тут красивее, чем в Америке. Видел он их там немало: ни один городок около военных баз не обходился без специальной улочки. Проститутки здесь лучше. А ма­ртини он везде мартини.

Музыка хорошая, тихая. Успокаивает. А надо было этого толстяка из кафе хоть в нокдаун послать, уж боль­но рожа поганая... Но этот трус в деле с Серегой явно ни при чем. Тут серьезнее все. Зачем ему было в их мир лезть? Работал бы себе, благо сил не занимать, но нет. Из-за ребенка наверное — деньги были нужны. А где деньги, там и разборки. А Серега слишком честный был, не хитрый. Вот и попал со своим уставом, да в такой монастырь, что уж мало не покажется.

Надо как-то его жене помогать. Может, группу еще одну взять. Тут доллары в цене — неделю можно на десятку жить.

Бокал опустел. Нику не хотелось выпивать, тем более он и отвык делать это по-русски. Подошел к стойке, спросил еще мартини.

Бармен быстро смешал коктейль, подавая осведомил­ся, весьма, впрочем, вежливо:

— Девочку не желаете?

— Нет, спасибо,— так же вежливо ответил Ник, хотя его и покоробил этот диалог, словно говорили о бутерб­роде.

Ему расхотелось сидеть в баре.

Он залпом выпил коктейль, расплатился и пошел к себе в номер.

* * *

Надо было позвонить Деб. Она ждет звонка. Ник печально смотрел на телефон и думал, что скажет жене. Что друга его убили, что его первая родина превратилась в притон и живет по законам притона, что сам он выле­тит ближайшим рейсом...

Ник очень ясно понял, что звонить Деб сейчас не в состоянии. Как ни хотелось ему услышать ее голос, но лучше пусть она нервничает, что он не звонит, чем будет нервничать после его звонка.

Ник включил телевизор и сел в кресло. Шла програм­ма «МТБ». Жеманничающая негритянка рассказывала по-английски о новостях современной музыки. И Ник опять подумал, что странно отвык от этой страны, она словно притворялась той, которую он хоть смутно, но помнил. Причем притворялась плохо, все тут уже пред­ставлялось ненастоящим, фальшивым, и, если не опас­ным, то неинтересным.

Изображение на экране сменилось, и зазвучали знако­мая мелодия. Какая-то голландская группа исполняла американскую песню «Добро пожаловать домой, уста­лый мальчик».

Когда Ник и Деб познакомились, эта песня какое-то время была очень популярна в дансинг-холлах, куда бу­дущая жена любила затащить будущего мужа. Ник, кото­рый танцевать не умел совершенно и всего дичился, хотел гулять с ней по тихим освещенным улицам, но она на­стойчиво волокла «красноармейца» в толпу прыгающих, танцующих и вбухивающих в себя литры «пепси» моло­дых американцев.

— Это очень просто,— говорила она, когда учила его танцевать.— Ты должен слушать музыку, двигаться, слу­шаться меня и сильно любить. И все получится. Если мы не танцуем, можно не слушать музыку и не двигаться.

И у Ника действительно стало получаться.

Песенка, которая звучала сейчас по телевизору, была их любимой. Деб постоянно напевала ее, и даже когда они целовались на заднем сиденье ее машины, она ласка­ла его этими словами: «Добро пожаловать домой...»

Ник протянул руку к телефону, чтобы позвонить ей, но тут в дверь постучали.

Ник никого не ждал. В любое другое время и в любом другом месте, и даже сегодня утром — он просто открыл бы дверь. Но теперь его тело подобралось, он выключил звук и свет в номере. После нехитрых приготовлений, способных создать ему некоторое преимущество, он бес­шумно подошел у двери и прислушался.

За дверью дышали двое или трое.

Кто это может быть? Из кафе? Или те, кого он ищет, сами его нашли? Если знать фамилию, вычислить его не составит труда — в городе всего три гостиницы «Инту­рист». Паша его фамилии не знал. А Таня? Эта девушка с изможденным сереньким личиком?

В дверь постучали еще раз, и Ник резко распахнул ее, очень удивив этим трех парней школьного возраста. «Фарцовщики,— догадался Ник.— Господи, совсем голо­ву потерял».

— Hello, mister,— довольно бойко залопотал один из них, оправившись от изумления.— We have something very interesting for you.