Америкен бой
Шрифт:
— Ох-ох-ох! Тяжелы труды праведные!
Словно на колесах, изогнув ноги, он подвалил к поджавшей ноги Тане и без всякого интереса запустил ей лапу под распахнувшийся халатик. Таня почувствовала, как его противная рука грубо хватает ее за низ живота и, проникнув в трусы подергивает за короткие волосы..
— Как там? —спросил Петро.
— Холодно пока,— подмигнув Тане, ответил Зяма.— Но ничего, глядишь, разогреем.
Оба добродушно рассмеялись.
— Ну, пока мы вопросы не задаем, ротик давай завяжем,— Петро потянулся к шарахнувшейся Тане и туго стянул ей рот подвернувшимися колготками. Те растянули губы и втиснулись между зубов, заткнув сплюще-ным языком
Самое страшное для самой Тани был не только этот явно ненормальный ход мыслей, но эти двое. Они действительно не производили впечатления злых. Что-то даже балагурили друг с другом. Связав ей руки и ноги проводами, которые оторвали от телевизора и торшера, вышли на кухню, стали копаться в холодильнике, видимо что-то ели.
Таня вспомнила, что с поминок осталась полупустая бутылка водки, понадеялась было, что напьются, но сразу отогнала эту мысль. Куда им бутылка!
Надо было позвать на помощь, как-то привлечь внимание... Пока они пьют, надо бы доползти до окна и выбить его чем-нибудь.
Руки ей спутали за спиной, захлестнули петлю на всякий случай и за связанные ноги. Таким образом стреноженная, Таня могла двигаться только ползком, по сантиметру приближаясь к балконной двери. Она ее закрыла за минуту до того, как позвонили в дверь и как же себя ругала теперь за это!
Жесткий половик царапал щеку. Таня, превозмогая боль в запястьях и ногах, извиваясь всем телом и, стараясь быть спокойной, ползла, отвоевывая у своей крошечной квартирки сантиметр за сантиметром.
«Зачем они здесь? — вдруг промелькнуло в голове.— Что им надо? Какие вопросы собираются задавать? Господи, я же ничего не знаю! Я не смогу ответить!»
Эта совершенно детская, школьная мысль, абсолютно сковала ее волю. Она почти почувствовала себя у доски, и невыученный урок метался в ее голове, как рой злых вопросительных знаков.
«Не думай ни о чем! —приказала себе Таня.— Просто ползи и все.»
Она, стараясь не стонать и вообще не издавать никаких звуков, вытянулась и, перенеся центр тяжести на плечо, отчего больно расплющилась об пол грудь в неудобном бюстгальтере, подтянула к животу колени.
Она прислушивалась к голосам с кухни. Те о чем-то спорили, но смысла уловить она не могла, понимала только, что речь идет совершенно не о ней. Кто-то кому-то был должен, кто-то долг выбивал, но, получив деньги, хозяину решил не отдавать и тогда из выбивших предложили выбить кому-то из знакомых этих двух, но те, подонки... И так далее.
Наконец перед ее лицом замаячила занавеска. Она с трудом различала ее сквозь пот, слепивший ресницы. И тут стало ясно, что встать, а тем более чем-нибудь выбить окно, она просто не сможет: тело уже не слушалось.
Несколько секунд она лежала неподвижно, со свистом дыша и апатично рассматривая пыль, что скопилась под батареей. Из ее положения вся квартира выглядела нереально, она никогда не видела ее с такого ракурса.. Нереальны были и голоса на кухне. Вообще — все. Появилась предательская мысль, что все происходящее чепуха, сон, бред, через секунду он кончится и можно будет продолжить отполаскивать белье.
Как это ни странно, но именно мысль о белье, которое, кстати, замочено было еще при жизни Сергея, и теперь, вероятнее всего, безнадежно протухло, вернула Тане ощущение реальности. Реальности бреда.
«Они меня убьют,— вдруг очень ясно поняла она.— Они просто решили меня убить, но сначала станут мучить и унижать. Скорее бы убили и вся эта гадость закончилась. Ребенок? Я не хочу, чтобы он жил вот в этом бреду, когда на собственную комнату смотришь снизу».
Магнитофон все еще продолжал что-то нечленораздельно шепелявить и тянуть пленку, но тут неведомое сочетание поломок неожиданно продемонстрировало вполне сносный отрывок музыкальной фразы. Таня, не смогла бы определить песню, но узнала «Beatels».
Она без сентиментальной приязни относилась к музыке вообще и к этим ребятам тоже; но ее вдруг потрясла сама возможность гармонии в этой жизни. И тогда она все-таки попыталась встать.
* * *
Ник, покрутив в руках вилку от походной чаеварки и сравнив ее с розеткой, понял, что рано радовался. Вилка к розетке не подходила никак.
Он решил махнуть рукой на чай, но передумал и вооружась ножом, принялся отрезать вначале вилку от приборчика, а затем разбирать вилку от телевизора. Не прошло и пятнадцати минут, как все было готово, но тут выяснилось, что вода в кранах пропала безвозвратно.
За время жизни в Америке Ник пристрастился к ароматизированным «пиквикским» чаям. И сейчас он уже ощущал, с каким удовольствием глотнул бы горячего «мангового».
Вот лежал пакетик «мангового» чая. Рядом стояла чаеварка. Воды предательски не было.
Можно было бы обратиться с просьбой к коридорной, но это как-то внутренне оскорбляло его. Ник огляделся по сторонам в поисках возможно спрятавшейся воды. Но той либо действительно нигде не было, либо удалось спрятаться хорошо.
Ник заглянул в ванную еще раз. Кран поражал своей безжизненностью, но на этот раз воде скрыться не удалось. Ник услышал, как гулко капнула где-то капля.
«В бачке!» — осенило его. Он забыл про эти старые типы сантехники. Не будучи брезгливым без повода, Ник черпанул оттуда и, довольный, вернулся в комнату.
Через минуту воздух наполнился ароматами и Ник, положив в чашку три кусочка сахара (он любил настоящий сахар), с наслаждением глотнул.
«Сбываются мечты!» — подумал он по-русски.
* * *
Петро и Зяма не торопились. Они довольно часто занимались подобными делами. Смысл сводился к тому, чтобы запугать, запугать жертву до смерти. Но именно запугать. Жертва могла остаться без глаза, с переломанными конечностями, но непременно живой. В нестрогой иерархии все-таки была своя специализация: Зяма и Петро не были киллерами. Во всяком случае, сейчас.
По опыту они знали, что жертву беспомощное,ожидание боли выматывает едва ли не больше, чем сама боль. Это потом, когда они начнут избивать и мучить, перерывы будут жертвой восприниматься как передышка. А сейчас нет.
Поэтому спешить было некуда. Они тщательно Обследовали холодильник и, найдя водку, решили перекусить «чем Бог послал».
Они были похожи, как близнецы: одинаковые мысли, одинаковые реакции, одинаковая одежда. Кто станет их следующей жертвой, им было глубоко безразлично, тем более, что ни тот, ни другой не испытывали никакой тяги к противоположному полу. Совместная лагерная отсидка превратила их в гомосексуальную пару и сексуальная сторона любого насилия могла заинтересовать их только с точки зрения как раз насилия, то есть причинения возможно более сильной боли.