Амнезия
Шрифт:
– Что ты хочешь?
– спросил я понятным мне смыслом.
– Солнце, - ответил мне голос.
Но никакого солнца не было. Была только тьма.
Неожиданно я понял, что падаю. Вокруг не было ничего, воздух проносился мимо меня, вверх, залепляя мне рот, мешая дышать. Я хотел закричать, и не мог - не получалось вздохнуть. Снизу приближалось, что-то, огромное, шелестящее, теплое. Я упал в воду, последний воздух вышел из меня бесшумно, я чувствовал, что меня сворачивают, выжимая остатки жизни.
И все стихло. Я снова
Доктор склонялся надо мной.
– Что же это, Евгений Рудольфович, я Вам гостя оставил, а Вы так опозорились.
Еще не все ожило во мне, и я не мог ответить на чужой вопрос.
– Это, доктор, у него, оказывается, сердце слабое. А может, он на диете - не ест ничего. Как я все равно. По идеологическим соображениям. Неувеличение энтропии пространства - времени. Ну, натурально, пришлось искусственное дыхание делать. Как утопленнику. Не виноват я. Я, может, спас его даже.
– Да не виноват он. Это все любопытство мое, - охрипшее горло уже устало от постоянных встрясок.
– Ну, куда пойдем дальше, Дмитрий Александрович?
– К Вам в кабинет.
– Поговорить хотите?
– Может, и поговорить.
Я поднялся, от этого на пол посыпались снимки.
– Не волнуйся, сынок, я сам подниму. У тебя теперь новая жизнь Ты теперь знаешь.
– Простите меня, - я хотел было обнять старика, но подумал, что в этом слишком много пафоса, - И спасибо, - старик уже подбирал с пола фотографии и даже не обернулся.
В кабинете доктора мы молчали минут пять. Не зная как начать, я решил подойти издалека:
– Доктор, вы срубили бы тополь во дворе. Рухнет он у Вас, все стекла на втором этаже выбьет.
Во дворе раздался резкий треск разрываемого дерева, посыпалось битое стекло.
– Ну, Дмитрий Александрович, Вы просто как в воду смотрите... Или подпилили по дороге?
– Бросьте, профессор, я даже не офицер.
– Ладно, не офицер... Может, поедите со мной? Нам принесут.
Я вспомнил, что не ел со вчерашнего утра, и согласился. Что-то важное, что только-только было рядом, уходило из под пальцев.
– Ну как Вам наш старичок? Я его подозреваю в симуляции. Хотя - зачем ему?
– Он у Вас что, самый сложный?
– Нет, что Вы! Это, так сказать, норма. Если можно так выразиться, конечно. Вот покойный Евгений Петрович - вот тот был действительно крепкий орешек. И то - удалось достичь определенного прогресса. И тут эта нелепость.
– Да, расскажите мне про этот случай...
– Нечего там рассказывать, все рассказано уже, да Вы и читали. Вы себе лучше салат берите, не стесняйтесь.
– А что, его и впрямь тот шизофреник застрелил?
Доктор поперхнулся черным хлебом, прокашлялся и как-то по-новому посмотрел на меня.
– ... А как же? Кто же еще, Вы мне скажите?.. Ну да ладно, Вы сегодня пойдете еще куда?
– Нет, пожалуй. Теперь завтра, -
– Я позвоню тогда... Степан Теодорович, у Вас машины свободные есть? Да нет, не мне, гость у нас. Да, высокий. Опять проверяли. Ну где-то на полчасика, наверное. Ну и отлично. Вы доедайте, минут через двадцать будет машина, Вас подвезут.
Во дворе дома я присмотрел широкую доску - столешницу от старой парты. Кто-то очень кстати выкинул. Теперь будет что подложить под сетку кровати, а то спать совершенно невозможно. Я прихватил доску, удивляясь, что никто не стащил ее для дачного сортира.
Около двери моей квартиры лежал, свернувшись большой черный пес. Я не удивился его появлению.
– Что, друг, падали ждешь? Не дождешься.
Пес поднял голову и посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом. Я понял, что обознался. Это была другая собака. Я протянул ему руку. Пес понюхал мои пальцы, подумал, и прошелся по ним теплым шершавым языком. Затем поднялся, пропуская меня к двери.
Без меня в квартире кто-то побывал. Они поставили рядом с кроватью тумбочку со старым телевизором, даже поменяли саму кровать, так что доска была теперь не нужна. Спускаться вниз - снова выбрасывать столешницу - не хотелось, я прислонил ее к стене около вешалки. Шинели на вешалке так и висели. Я обернулся в открытый еще дверной проем и увидел, что пес стоит и смотрит на меня пристально и со вниманием.
– Ну заходи. Только вот жрать у меня нечего - я предупреждаю.
Пес послушал меня и лениво вошел. Не останавливаясь, собака повернула в сторону кухни, словно всю жизнь жила здесь. Может, оно так и было.
На кухне появился холодильник. И в холодильнике была еда. Какой-то комплексный обед из ресторана. В судках. Из неплохого, впрочем, ресторана. Так - салатик, суп, какие-то котлеты. Стояли еще неведомые коробки и банки. Есть не хотелось.
Пес устраивался на полу под столом, свертываясь в уютное упругое кольцо, и гремя твердыми когтями по линолеуму.
Я огляделся с тем, чтобы найти, куда положить еду собаке и заметил грязное блюдце в углу. Видно, пес здесь, действительно, за хозяина. Я положил в миску одну котлету. Собака даже не посмотрела в эту сторону. Я не стал настаивать и вышел в комнату.
Около новой кровати, там же где я ее оставил, лежала книга в черном супере без названия. Я открыл ее наугад - и попал на ту же самую страницу, которую уже видел вчера вечером в медпункте.
?...Из тела (Хет), души (Ба)?
– бросилось в глаза. Мне стало ясно, что путь мой уже означен. Я вышел на лестничную клетку, спустился на пол-этажа к мусоропроводу и выкинул книгу. В железной трубе загрохотало, удаляясь, ненужное знание. Я уже знал все что нужно наизусть.
Пес стоял на пороге, изучая меня. Увидев, что я возвращаюсь, он побрел в кухню.