Аморальные байки с плохими словами
Шрифт:
— Давай, шеф, я его подсобником возьму клей колотить…
— Да мне похер, Йончи, кто там будет тебе ведерко подносить, Только если он совсем олигофрен, то я его на правах импрессарио дисквалифицирую. Смотри, что бы дело не завалил, а то чувствую, придется самому роды у жены принимать: наши доктора-педрилы без таньги в роддом на порог не пустят.
— Не-е-е, — отвечает Йонас, — веник и лопату ему доверить можно. Я ему звякну, пусть запрыгнет на объект, познакомитесь.
Виляли по закоулкам целый день, перемазались как свиньи, но нашли этого Михаила. Он мясник какой то, с виду не бедный —
— Тут у меня курятник, тут коптилка, тут мангал, а там, за домом сливы растут. Ну, вы, ребята, осмотритесь пока, а я кофейку пойду заварю.
Я огляделся — вокруг звиздец полнейший, двор завален какими то костями, снег кровью забрызган, мусор везде, шерсть вперемешку с гавном, на кривом заборе шкуры овечьи сохнут и под ногами какая то псина малахольная путается.
— Видишь, Йонас, люди на помойке живут, а все равно к прекрасному тянутся.
— Да ну нахер, шеф, валим отсюда, пока сальмонеллу какую не цапанули.
— Не сцы, Йони, ща с пациентом побакланим, на крайняк кофе на шару хлебнем.
— Манать тот кофе, смотри какая собака стремная, — показывает на псину. Я присмотрелся, в натуре, псина — отрыв башки: голова маленькая, а туловище огромное, раздутое на тоненьких ножках, из жопы кусок целлофана торчит и бинта грязного метра полтора. Ходит это чудовище, ноги нюхает, падла, а я не двигаюсь — боюсь на сникерс наступить, их она по всему двору накидала, тварь.
— Ты, Йончелло, тему не всосал, это собака выживальщика, на случай катастрофы, типа, консерва живая. Она у мясника на черный день припасена!
Стоим, значит, на крыльце, пьем кофе, а мясник свою мысль пытается изложить:
— Хочу, — говорит, — на Инессу впечатление произвести. Она недавно из Испании каталог плитки Sicis привезла, — достает замызганный журнал, — Так вот, хочу на кухне такую же мозаику замутить, — тычет пальцем в каталог, — но заказывать в Испании муторно, пока привезут, то да се… да и по любому нужен плиточник ее поставить, так что, сможете?
— Да запросто, — отвечаю, — че, Йончик, закалампоцкаем сюрприз Инессе?
Йонас, глянул, аж скукожился, там жеж, млять, пять тыщь кусочков, это ж надо неделю корячиться с плиткорезом.
— Не тупикуй, Йончик, — пытаюсь его в русло направить, — Ты ведь мастерюга матерый, к тому же брателло в помощь будет, да и я подмогну, не дрейфь. Мясник за работу триста зеленых портретов дает, как раз по сотке в клюв, хули думать, Йончик…
Только ударили по рукам, гляжу, подкатывает к калитке тачка совсем безпородная и вылазит из нее какой-то педрило в черных очках, во фраке и штиблетах лакированных с загнутыми носками.
— Это че за Пиноккио? — спрашиваю.
— Так это ж Витька, братуха мой, на свадьбу собрался свидетелем.
— Фу-у-у, бля, Йончик, напугал… я думал Эрик за мной киллера прислал, фашист…
Подгребает этот клоун:
— Хелло, папы карлы, че, бля, без меня пукнуть не можете? Ладно, я вам дело на рельсы поставлю, показывайте рабочее место.
— Рабочее место у тебя вон, у мусорного ведерка, — говорю, — там же и инструменты возьмешь — веник и лопату совковую.
— Цена вопроса? На какую цифру разбогатеем? — спрашивает — я ж пацан серьезный, за пряник корячиться не буду.
— Каждому по франклину, говорю, если справимся.
— Вот это зашибон, сразу видно, Йончи, шеф у тебя правильный, не то что ты, лошарик доверчивый, за бублики потеешь… Ой, бля!!! Эт че за собака баскервилей, вы че, пацаны, новую породу вывели?
— А, это наша Линда, — мясник Михаил отозвался. — Она, видать, колбасы копченой в кожуре обожралась и че то у нее в кишках заклинило, ходит, бедная уже две недели посрать не может.
— Так хули делов то, — говорит Витя, — щас я ее вылечу, — и становится, подлец, своим штиблетом лаковым ей на бинт, из жопы свисающий. Тут псина че то шуганулась, видать очко у нее чувствительное, шкребет, падла, когтями по льду, визжит ужасно, а Витя, юннат хренов, ногу только сильнее прижимает.
И, то ли эта Линда когтями до почвы дошкребла, херзна, я че то этот момент с трудом потом восстановил, целлофан из попы у нее резко так выскочил и бинт с дерьмом, чвякс! — прямо на Витьку.
Я рядом стоял, но меня практически пронесло — только в рот кусочек дерьма собачьего залетел, видать я хотел что то умное сказать, не помню, и что обидно, нет шоб выплюнуть, я его сглотнул, рефлекс, бля, мне еще Эрик когда зубы шпаклевал, говорил, что у меня рефлексы сильные — я ему тогда чуть палец не откусил, нах… Короче, вырвалась эта торпеда вонючая и чешет с диким воем прямо в поле к сливовому дереву сдуваясь по ходу, только из выхлопной красно-коричневая смесь брызжет. Я гляжу и думаю: "добежит-не-добежит". Нет, сука, не добежала, топлива буквально, на пару метров не хватило! А Витя спокойно так бинт с себя стряхнул, взял бюстгалтер какой то с веревки, фрак вытирает и говорит:
— Ладно, пацаны, вы тут развлекайтесь, а мне некогда фигней заниматься, меня там молодожены ждут, — и пошел к своему фаэтону.
" Ну, — думаю, — дерзкий типок, старт хороший взял, интересно как до финиша дойдем?"
Целую неделю Йончик над плиткорезом онанировал, но мозаику нарезал. Крутанули мы эти кубики в бетономешалке с песочком, типа галтовочный барабан, хули вы думаете — испанцы остались глубоко позади, собрали все в мешок и прикатили к мяснику его хибару глиняную в дворец превращать. Я на компе распечаточку шаблона сделал, осталось только все на клей постелить. Сидим жопой кверху на кухне у мясника, складываем эту мозаику Sicis, а из подвала только удары топоры доносятся — Михаил очередную жертву на колбасу шинкует.
— Интересно, а Линду он тоже на сервелат пустил? — Витек спрашивает — Или похоронил по чесному?
— А тебе не один хрен? — Йончик молвит в ответ — Угробил животное, садист.
— Это я садист? Брателло, приди в себя, я поступил гуманно, спас псину от мучений, вообще, бля, ты нихера не шаришь в медицине, это щас на Западе модно за бабки пациента на тот свет отправлять, забыл как называется.
— Киллер, что ли?
— Дурак ты, Йончи, там научно как то…
— Эвтаназия это называется, — говорю, — но ты ж, Витюша, собачку на тот свет без анестезии отпустил,