Амортенция

Lutea

Это сродни медитации: тишина, размеренное движение, дыхание. Анко находилась на грани реальности и терпко-горького мира иллюзий, разливавшегося внутри, вокруг неё. И ей не нужно было смотреть, чтобы знать: гости тоже чувствуют атмосферу, то, как всё каждодневное, обыденное остаётся где-то за гранью, уступая место гармонии с собой, спокойному наблюдению, осязанию, осознанию.

Когда на поверхности массы образовалась матово-зелёная пена, Анко аккуратно положила венчик, добавила в чашу ещё кипятка, после чего, не торопясь, размешала. Опыт сказался и здесь: с

первого раза Анко удалось получить верную консистенцию, после чего она окончательно отложила венчик.

Повернувшись к Хашираме, Анко с поклоном подала ему чашу. Первый принял её и сделал несколько глотков, без спешки обтёр края и передал чашу брату, тот после того, как отпил, — Мадаре, а затем чаша вернулась к Анко. Омыв её, куноичи вновь передала чашу гостям, и она прошла по рукам — мужчины рассматривали стенки, гладили их, и Анко читала в их глазах тот же вопрос, который задавала себе самой: кто подарил Альбусу Дамблдору этот набор, который директор Хогвартса долгие годы держал в своём кабинете в замке?

Мадара вновь передал чашу ей, и Анко заварила лёгкий чай для каждого в отдельной чашке. Когда она закончила с этим и с новыми поклонами передала гостям чай, Мадара, сделав глоток, первым нарушил молчание:

— Этот домик кажется мне знакомым.

— Он — копия того, в котором мы пили чай после заключения мира между кланами, — тут же ответил Хаширама, довольно щурясь. — Я рад, что ты вспомнил.

— Я вспомнил лишь то, что прежде видел его, — не упустил шанс обломать его Мадара, но добавил: — Хотя, признаю, ты постарался.

— Не я один, — покачал головой Первый Хокаге. — Спасибо вам, Мадара, Тобирама, Анко; мне в самом деле в последнее время не хватало напоминания о доме. И Итачи, конечно, его тоже стоит поблагодарить… почему вы его не позвали?

— Мал ещё для нашей компании, — чопорно возвестил Мадара, но было ясно, что он шутит.

Хаширама посмеялся над этим, скосил глаза на брата — Тобирама с хладнокровным видом пил чай, думая о своём, — и поднял взгляд на свиток в токонома.

— Неугасимый огонь в сердце — великая ценность, — прочёл он, и в его устах слова ожили, преисполнились смысла. — Верно подмечено, Анко.

— Завещанная вами Воля Огня поколениями поддерживает шиноби Конохи, — ответила Анко, хотя лично для неё эта фраза значила и другое: являясь шиноби, не теряй человека внутри.

Первый Хокаге улыбнулся ей едва ли не с отеческой заботой — она чувствовала, что он понял. Анко улыбнулась в ответ и сменила тему:

— Ваш столик получился очень изящным, Хаширама-сама.

Первый едва ли не раздулся от гордости, и было от чего — форма и фактура стола в самом деле прекрасны. Мадара наклонил голову к плечу, чтобы рассмотреть один из рисунков на поверхности под определённым углом.

— Это что… дерево?

— Это цапля, — поправил Первый.

— А это чьи-то кишки, развешанные на ветвях?

— Это цветы сакуры! — Хаширама насупился, и Анко стоило определённого труда сдержать смех. — Мадара, если ничего не понимаешь в живописи, не берись судить!

— Справедливости ради,

брат, я тоже вначале подумал, что это кишки, — подал голос Тобирама.

— Как же я рад, что вы хоть в чём-то солидарны, — пробурчал Хаширама и повернулся к Анко; она ответила:

— Я тоже вижу сакуру, Хаширама-сама.

— Ещё бы, — Мадара пренебрежительно поджал губы, но долго не выдержал под проникновенно-осуждающим взглядом друга и принялся за чай.

После они ещё долго разговаривали вчетвером — конечно, больше разговаривали Хаширама и Мадара, а Тобирама и Анко почти всё время молчали и слушали. Это было так хорошо и приятно: просто молча сидеть в пропахшем деревом и чаем домике, слушать рассуждения о мире легендарных шиноби, ощущать, как спокойно, размеренно разливается их невероятная, в бою убийственная чакра: тёплая и словно напоенная летним солнцем — Хаширамы, холодная и колкая — Тобирамы, рокочущая, как океан, — Мадары. Анко была достаточно хорошим сенсором, чтобы ощущать волшебство момента; она проникалась им и испытывала уверенность, что даже спустя годы и десятилетия не забудет эту ночь, в которую была хозяйкой для великих основателей Конохи.

Поэтому так печально, что всё подходило к концу. Когда в разговоре повисла долгая пауза, Анко извинилась и покинула чайный домик — давала сигнал, что церемония окончена. Некоторое время вновь, как и вначале, она стояла одна, а после, когда шиноби вышли, поклонилась каждому из них.

Теперь всё и правда завершено.

Тобирама, вновь использовав Хирайшин, доставил её в потайной ход, располагавшийся в коридоре, смежном с тем, где находились покои куноичи. Коротко поблагодарив её — его тихое одобрение читалось в слегка смягчившемся взгляде, — Тобирама вернулся в Тайную комнату, а Анко добралась к себе и заперла дверь, прижалась к ней спиной.

— Фу-у-уф… — шумно выдохнула она.

— Устала?

Анко вздрогнула от неожиданно прозвучавшего голоса — то ли она так расслабилась, то ли он старательнее обычного скрыл свою чакру.

— Эта усталость приятная, — ответила Анко и не могла не спросить: — Зачем ты здесь?

— Чтобы закончить нашу игру, — Сасори вышел из тени, начинавшейся за порогом спальни, и приблизился к куноичи, — а также признать, что она получилась не такой весёлой, как я рассчитывал.

— Даже ты можешь порой ошибиться в расчётах, — заметила Анко без желания задеть. Пока ещё пребывающая во власти чая, она не хотела гасить теплящийся в груди огонёк гармонии пикировкой с Сасори.

Странно, но он, кажется, не возражал побыть сегодня не скорпионом, а человеком. Взмахнув палочкой, кукловод развёл в камине огонь — теперь, ночью, в комнате похолодало, — и они с Анко сели в кресла напротив друг друга.

— Начинай ты, — предложила Анко, откидываясь на спинку кресла и с удовольствием располагая руки на подлокотниках.

— Как угодно, — согласился Сасори. — Первым я буду называть донора материала, вторым — реципиента. Итак, твой выбор пал на Итачи и Долорес, Гарри Поттера и Джинни Уизли, Северуса Снегга и Пэнси Паркинсон.