Ампир «В»
Шрифт:
– Вы как-то скачете. Заговорили про ум «Б», потом на виллу перешли, а теперь на машинки «Зингер»…
– Одну секундочку, сейчас все станет ясно. На фотографиях этого не видно, но если вы окажетесь на вилле лично, вы заметите ряд несообразностей. С одной стороны, фрески, да. С другой – посреди этого великолепия стоит грубый и примитивный пресс для отжима виноградного сока… Вы начинаете замечать какие-то уродливые хозяйственные пристройки в самых неподходящих местах… Экскурсовод тем временем объясняет: на этой вилле действительно посвящали в мистерии. Когда-то в далеком прошлом. Но после первых же подземных толчков – а они начались
– Что вы хотите этим сказать?
– Я хочу сказать, что человек – это такая же вилла Мистерий. Вы, вампиры, считаете, что построили эту ферму сами, чтобы отжимать на ней баблос. И древние фрески на ее стенах кажутся вам побочными продуктами вашей фермерской деятельности. Вы думаете, что они сами возникли из грязи и капель, брызгавших из ведер с перебродившей кислятиной…
Мы остановились возле выходной двери.
– Хорошо, – сказал я, – у вас есть другая версия?
– Есть. Ум «Б» – то, что вы называете денежной сиськой, – это пространство абстрактных понятий. Их нет нигде в окружающем мире. И Бога тоже нет нигде в мире. Ум «Б» был создан для того, чтобы Богу было где появиться перед человеком. Наша планета – вовсе не тюрьма. Это очень большой дом. Волшебный дом. Может, где-то внизу в нем есть и тюрьма, но в действительности это дворец Бога. Бога много раз пытались убить, распространяли про него разную клевету, даже сообщали в СМИ, что он женился на проститутке и умер. Но это неправда. Просто никто не знает, в каких комнатах дворца он живет – он их постоянно меняет. Известно только, что там, куда он заходит, чисто убрано и горит свет. А есть комнаты, где он не бывает никогда. И таких все больше и больше. Сначала сквозняки наносят туда гламур и дискурс. А когда они перемешиваются и упревают, на запах прилетают летучие мыши.
– Это вы про нас, да?
Молдаванин кивнул.
– Понятно, – сказал я. – Как всегда. Давайте все валить на пархатых вампиров. Для этого много ума не надо.
– Почему пархатых? – спросил молдаванин.
– Мы ведь порхаем, – ответил я, и несколько раз взмахнул руками как крыльями. – А у вас за это всегда в сортире мочили.
– У кого у нас?
– У людей, – ответил я, чувствуя, что завожусь. – У кого еще. А чего еще от вас ждать, если вся ваша история началась с геноцида?
– С какого геноцида?
– А кто неандертальцев вырезал? Тридцать тысяч лет назад? Думали, мы забудем? Не забудем и не простим. Геноцидом началось, геноцидом кончится, помяните мое слово. Так что не надо все на вампиров валить…
– Вы меня не поняли, – сказал молдаванин испуганно. – Я вовсе не валю все на вампиров. Каждая комната отвечает за себя сама. Она может пригласить в себя Бога. А может – вашу компанию. Конечно, по природе любая комната хочет божественного. Но из-за гламура и дискурса большинство комнат решило, что все дело в дизайне интерьера. А если комната в это верит, значит, в ней уже поселились летучие мыши. Бог в такую вряд ли зайдет. Но я не обвиняю вампиров. Вы ведь не комнаты дворца. Вы летучие мыши. У вас работа такая.
– И что, по-вашему, будет с дворцом?
– У Бога их много. Когда все комнаты одного из них заселяют мыши, Бог его уничтожает. Точнее, перестает создавать, но это одно и то же. Говорят, это выглядит как свет невероятной
– Вы хорошо осведомлены, – сказал я.
– Вопрос заключается в том, что мы будем делать, когда Богу это окончательно надоест и он закроет проект?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Может, на новую планету пошлют работать. Меня другое интересует. Вот вы профессор теологии. Говорите про Бога как про своего хорошего знакомого. А почему, скажите, он сделал нашу жизнь такой пустой и бессмысленной?
– Если бы в вашей жизни был смысл, – сказал молдаванин, выделив слово «вашей», – выходило бы, что правильно поступают те комнаты, которые запускают в себя мышей. И Богу стало бы негде жить.
– Хорошо. А зачем тогда вы все это мне говорите?
– Я вам телефончик хочу дать, – ответил молдаванин, протягивая мне карточку с золотым обрезом. – Если захотите, приходите на молитвенное собрание. Легкого пути назад не обещаю. Но Бог милостив.
Я взял карточку в руки. На ней было написано:
К Богу через Слово Божие.
Молитвенный дом «Логос КатаКомбо».
На обороте были телефоны.
Сунув карточку в карман, я провел рукой по тому месту на поясе, где должен был находиться футлярчик с конфетой смерти. Его там не оказалось – я опять вышел из дома пустой. Впрочем, будь конфета на месте, я, разумеется, не последовал бы совету Озириса. Движение вышло рефлекторным.
– Ясно, – сказал я. – Вместо винного пресса поставим на вилле Мистерий свечной заводик, да? Зря стараетесь, халдеи не дадут. В лучшем случае будете халтурить в уголочке. Если места хватит…
– Не ерничайте. Лучше поразмышляйте на досуге.
– Поразмышляю, – ответил я. – Я вижу, вы добрый человек. Спасибо за ваше участие в моей жизни.
Молдаванин грустно улыбнулся.
– Мне пора, – сказал он и постучал по пластырю на шее, – а то шеф заждется. Помните, вы обещали никому не рассказывать о нашем разговоре.
– Не думаю, что это кому-нибудь интересно. Хотя знаете что… Почему бы вам Иштар Борисовну не перевербовать? Она вполне созрела. Делюсь инсайдерской информацией.
– Подумайте, – повторил молдаванин, – путь назад еще открыт.
Он повернулся и пошел вверх по лестнице.
Я вышел из подъезда и побрел к машине.
«Путь назад, – думал я. – Назад – это куда? Разве там хоть что-нибудь остается?»
Сев в машину, я поднял глаза на Ивана в зеркале. Иван улыбнулся, ухитрившись не потерять при этом своего обиженного вида.
– Я тут размышлял о жизни, – сказал он, обдав меня вонью ментоловых пастилок. – И придумал китайскую пословицу. Сказать?
– Скажи.
– Сколько хуй не соси, императором не станешь.
Мысль была справедливой, но употребление глагола «сосать» – даже и в таком нейтральном контексте – граничило с открытым хамством. Я вдруг понял, что он пьян. Возможно, с самого утра. А может быть, он был нетрезв и во время наших прошлых встреч. Мне стало страшно. Я понятия не имел, что у него на уме.