Амур-батюшка (Книга 1)
Шрифт:
Работник принес луку, чесноку и муки. Несмотря на весеннюю пору, у Гао еще были запасы в амбарах.
– Федор, вот мука. Тимошкиной больной бабе тоже дай. Баба пропадет русскому человеку тут, на Амуре, жить трудно.
Торговцы приготовили к отправке в Уральское целую груду припасов.
– Только смотри, Федор, это дело не казенное, надо хорошо делать.
– Как это не казенное?
– насторожился Барабанов.
– Не знаешь, что ли? Казенное дело такое. Солдаты плот гоняй, там корова, конь для переселенцев. Солдат говорит: "Наша бедный люди: денег нету, давай корову деревню продадим!"
– Что такое машинка?
– Как что? Ну, его правда нету, обмани мало-мало.
– Это мошенник, а не машинка.
– Все равно машинка. Пароходе середка тоже машинка есть. Ветер не работает, люди не работают, его как-то сам ходи! Мало-мало обмани есть! Все равно машинка! Люди тоже такой есть. Начальник-машинка тоже есть. Думай: "Разве моя дурак, тоже надо мало-мало мука, корова украли, богатым буду, а переселенцы там как-нибудь не пропадут". Вот такой казенна дело!
– Откуда ты об казне так понимаешь?
– обиделся Федор не столько за начальников, сколько за себя, что лавочник смеет подозревать и его в таких же делах.
– Моя, Федор, грамотный. Все понимает, не дурак. Начальников не ругаю. Русские начальники шибко хорошие. Один-два люди плохой, а другой хороший, - поспешил Гао тут же похвалить русские власти, чтобы избавить себя от всяких неприятностей.
– Русский царь - самый умный, сильный, хороший: его ума - два фунта. Моя царское дело понимаю. Его птица есть настоящая царская птица, у нее две головы есть, ума шибко много. Когда советоваться надо, царь ее спросит, птица скажет. Русский царь шибко сердитый, людей военных у него много, пушки есть большие, сколько хочешь людей могут убить. Наш пекинский царь тоже есть. Пекинский царь, как бог, силы много.
– Слышь, а вот у меня поясница тоже ломит, ноги мозжат... Как ты полагаешь, не дашь ли и мне луку-то?
– Можно!
– И муки. Ребята тоже прихварывают.
Но уловка Федору не удалась. Торговец отпустил ему муки, леденцов, луку, водки, но все записал в долговую книгу.
Как ни обидно было Федору брать в долг то, что другим давали даром, но он ни словом не обмолвился.
– Федор, помни, - говорил торгаш, - тут только Гао помогает. С нами ссориться нельзя. Если мы помогать не будем - пропадешь. Так всем скажи.
– Это тебя поколотили как следует, вот ты теперь и стараешься, ответил несколько обиженный Федор.
– Все-таки ты, Ваня, русского человека не знаешь!
– расставаясь, сказал торговцу Барабанов.
– Ну, как не знаю!
– самоуверенно ответил Гао Да-пу.
– Моя теперь сам русский. Разница нету.
Засветло Федор вернулся
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Больной, вспухший Тереха лежал на лавке.
– А где Пахом?
– спросил Барабанов.
– В стайке, - ответила бледная Аксинья, перебиравшая какие-то грязные тряпки.
– Не хотели должать, да, видно, придется, - сказал Тереха.
– Надо куда-то ехать.
Вошел Пахом. Барабанов заговорил с ним:
– Ты, сказывают, в Бельго собрался. Не езди, я тебе и муки и крупы привез, луку. Лавочник прислал. Узнал, что ты хвораешь, и прислал. Без денег, даром...
И Федор стал передавать Бормотовым подробности своего разговора с Гао.
Пахом заробел.
– Нет, не надо нам, - вдруг сказал он, выслушав рассказ Федора, - бог с ним... Уж как-нибудь пробьемся.
– Чудак! Ведь он даром, как помощь голодающим.
– Нет, не надо.
– Не бери, Пахом, - подхватил Тереха.
– Не бери! Как-нибудь цингу перетерпим. И не езди... дорога плохая.
– Их обманывали, обманывали...
– как бы извиняясь за мужиков, заговорила Аксинья.
Федор рассердился:
– Да ведь ты только что в лавку собирался. Как же так? Сам не лечишься, поднять себя не можешь и другим лечить не даешься? Что ты за человек? Возьми в толк! Мне-то как быть теперь? Куда эту муку? Я для тебя старался, вез, к пасхе тебе желал угождение сделать.
– Убей - не возьму!
– стоял на своем Пахом.
– Прощения просим.
– Быть не может, чтобы даром!
– суверенностью молвил Тереха.
– Вот тебе крест! Не веришь - съезди в Бельго... Не Хочешь даром брать - пусть цену назначит. Мне какое дело? Человек просил передать.
– Не поедем в Бельго: делать там нечего.
– Да ты не бойся.
– Вот луковку возьму. За луковку ничего не станет, - ухмыльнулся Пахом и с видимым удовольствием взял пару луковиц.
– А муки не надо.
– Гао обижается, что помощи не принимаем.
– Нам такой помощи не надо. Мы без нее проживем, - твердо ответил Пахом.
– Все равно теперь уж скоро весна. Не знаю, сплав вовремя придет, нет ли... Парень-то кормит нас, мясо таскает, - кивнул отец на Илюшку.
– Вот тварь, какой нравный у нас Пахом!
– выходя, бормотал Федор. Никак на его не угодишь, что ни делай, а он как раз поперек угадает.
* * *
С тех пор как отец и дядя заболели и перестали вырубать лес, Илюшка целыми днями пропадал в тайге. Казалось, он даже был доволен тем, что мужики заболели.
Ни у кого ничего не расспрашивая, он совершенствовался в охоте. В верховьях Додьги он убил кабана, сделал нарты и привез на себе мясо. Он ловил петлями рябчиков и тетеревов, а когда жил дома, добывал махалкой рыбу.
Сильный и выносливый, он ел сырое мясо, сырую рыбу, глодал какую-то кору в тайге и цинге не поддавался.
Илюшка давно поглядывал на Дельдику. Впервые увидев ее, он, словно изумившись, долго смотрел ей вслед. Встретив ее другой раз при ребятах, он поймал девочку и натер ей уши снегом. Маленькая гольдка закричала, рассердилась и полезла царапаться. Илюшке стало стыдно драться с девчонкой - он убежал.