Амур-батюшка (Книга 2)
Шрифт:
– Иван Карпыч, - пробился Федор Барабанов, - когда пароход пойдет? Мне на Быстрый Ключ товары отвезти да Санке в Хабаровку доехать.
– А водки привезли?
– спросил Силин.
– Вели сгружать хоть несколько ящиков, а то пароход уйдет, и мы без спирта останемся.
– Пароход никуда не пойдет, - отвечал Иван.
– Как это не пойдет? Сколько же он стоять будет?
– Это мой пароход, - как бы между прочим ответил Иван и, усмехнувшись, оглядел мужиков исподлобья.
– Тво-ой?..
– всплеснул
Анга, разгоревшаяся от такой новости, побежала раздувать костер, чтобы готовить ужин.
– Иван пароход купил!
– кричали ребятишки, разбегаясь по поселью.
На судне началась выгрузка. Через открытую дверь видно было, как матросы с тяжелыми тюками на плечах, покачиваясь, сходили по трапу. У зимовья собрался народ. Бабы обступили Ангу.
Появился Илья под руку с женой. Дуняша - загоревшая, с выцветшими на прииске волосами, в пестром сарафане из ситца.
Иван вылез из зимовья и, увидя ее, закрыл глаза ладонями.
– Слепит!..
– воскликнул он.
– Ох, уж слепит!
– насмешливо отозвалась из толпы Таня.
Иван приоткрыл ладони.
– Что тебя так разнесло?
– Ах, не всем тощать!
– с сердцем, но игриво отвечала Дуняша.
Она стеснялась, что брюхата, но радовалась, что Иван не обижен, что он все такой же веселый, приветливый и, кажется, видит ее счастье. Иван обнял ее и толстенькую, коренастую Татьяну.
– Сласть!..
– жмурясь, воскликнул он.
– Нарядные шибко стали!
– Он говорил с ней как ни в чем не бывало, словно не домогался когда-то ее взаимности.
– Ну, как хлеба? Как рыба нынче? Кто с кем невода связывал?
– Золото моем!
– сказала Дуня.
– От хлеба отступились...
– С золота наряды. Стараемся, - смеясь, отвечала молодая Кузнецова.
Иван достал портсигар.
– А помнишь, как я в тебя чуть не влюбился?
– Как же!
– в тон ему ответила Дуня небрежно, но осторожно посмотрела в глаза его, как бы с опаской.
Серые Ивановы глаза смотрели остро. Редко кто так на нее смотрел. У Ильи взор куда добрей и мягче. А Иван поразил ее своим взором - была в нем сила; и во всех движениях Ивана были упругость и живость. Он стал стройней.
– Давай папироску, - сказала Дуняша.
Таня тоже закурила.
– Где это курить научились?
– Есть у нас учителка - Ольга-каторжанка.
– Ну, а как ты, Илья, живешь? Если бы тебя барса тот раз съела, я бы на твоей Дуне женился, - говорил Бердышов, подмигивая молодому Бормотову.
– Я тебя испытать хотел, подразнить, узнать, любишь ли ее, да и сам чуть не поддался. Ты, Илья, не знаешь, как я перед твоей женой на колени вставал, как в книжке.
Илья даже загоготал от удовольствия.
Иван роздал свои папиросы бабам.
– На прииске да на рыбалке без табаку нельзя, а то застудишься, хрипловато сказала Татьяна.
– Молодухи
– Ох, боже мой, как теперь песни петь!
– А я рассчитывал - Дуняша овдовела, - под общий смех продолжал Иван.
– Ты все как будто в шутку, а не обережешься, так схватишь. Смейся, Тигр! Лучше давай спрыскивать пароход, - подступил Тимоха Силин.
– Я тебе еще прежде говорил, что тут тебе не отломится.
– А тебе, паря, может опять отломиться...
– Эх, ты! Да верно, тот раз ты ударил меня! Но спрыски подай. Я когда-нибудь с тобой еще сочтусь, так ли тебе заеду!..
– У нас стегно сохатины есть, - обрадовался Илья.
– Спрыснуть можно.
– Зачем стегно! У меня кухня своя, повар! Жена, зови гостей на пароход.
С дочерью на руках Иван спустился с берега. Подросшая девочка крепко обхватила отцовскую шею.
Уральцы повалили за Бердышовым.
Под обрывом дымил пароход, слышался свист выпускаемого пара и грохот поленьев, падающих в пустой тюрм. Бродяги и каторжане, работавшие у Ивана на пароходе, покуривали, сидя на ящиках. Завидя хозяина, они поднялись.
– Как ты их не боишься?
– спросил Силин.
– У меня строгость. Я умею с людьми обходиться. Чуть что - пуля. Или выброшу в пустолесье. По Амуру, берегом, не найдет дороги - протоки, озера, болота; на песках сдохнет. У капитанов уговор - не спускать никому.
Поднявшись по трапу, крестьяне столпились на палубе. Дальше их обычно не пускали, если им случалось ездить на пароходе. Дуня заметила в каюте книги.
Иван тянул смотреть машину, каюты. Пароход был хорош, гораздо лучше других амурских. Пар из котла выпустили, наступила тишина.
– Может ходить по морю, - рассказывал Бердышов.
– Высокие борта морская волна не захлестнет. Теперь могу поехать за соболями на Сахалин. Растите скорей, - обратился он к ребятишкам, - возьму в свою команду. Я всем найду дело - и мужикам, и ребятишкам, и молодым бабенкам...
– Он подмигнул Дуняше и Татьяне.
В полутемной кают-компании - скамьи, зеркало. Мужики рассаживались, как в избе. Появился китайчонок в фартуке.
Иван поднял жалюзи, открыл окно. С реки донеслось ржание коней. Слабая волна плескалась в борт.
Иван повел народ наверх. Пароход покачивало от ходьбы многих людей.
– На море славно, идешь, волна качает, сидишь тут, мечтаешь.
– Про что же?
– как бы невзначай спросила Дуня, но Иван смолчал.
– Только названия у парохода нет. Ходим под номером. Уж не знаю, как назвать.
Поднялись на верхнюю палубу. Открылся вид на релку, на дальний лес. Солнце стояло еще высоко. Река стихла.
– Вот на этой релке произвел я пароход!
– говорил хмельной Иван. Кто - пшеницу, а я - пароход! Из лесов и болот вырастил его. Но оказать, что сильно рад, не могу...