Анахрон (полное издание)
Шрифт:
— Может, не все так уж и плохо обернулось, — заключил Вамба. — Завтра пойдем, покажешь нам твои поля и покосы, Сигисмундс.
* * *
Спал Сигизмунд тревожно. Со сновидениями. Виделось ему, как серым промозглым утром в город Петербург бесконечным потоком входят варвары. Они появились вдруг и стали повсюду входить. Силовые структуры были парализованы. Даже не высовывались.
Стоял Сигизмунд на углу Владимирского и Невского, у «Сайгона». Работал «Сайгон». Сигизмунд подпирал стену среди нечесаного вялого хипья. И пялился. А варвары
Ехал мимо Лиутар — вождь. Весь страшный, в звериных шкурах. В плечах косая сажень, бородища лопатой, глаза белые. Хищные. Увидел хипье, стену подпирающее, заржал, с седла наклонился, ногами в лохматых стременах качнув. Стал куски сырого мяса в раззявленные хиповские рты совать. Как птенцов кормил.
Потом вдруг оказался Сигизмунд дома. Телевизор был включен. Перед нацией выступал Президент. Это был Лиутар. Втулял сперва готской мовой, потом фракийской, затем и вовсе запел, выкатив бешеные белые глаза.
В какой–то момент Сигизмунд понял, что это сон ему снится, но даже и осознав, проснуться никак не мог. Повсюду преследовали его вандалы. А заправлял безобразием Аспид — в долгополой шинели, метя снег, открывая двери подъездов ударом сапога, в каракулевой шапке, съехавшей на ухо. На погонах — непонятные зигзаги. Аспид ругался по–польски. Лиутар уважал Аспида. На бедре у Аспида висела длиннющая кавалерийская шашка.
Сигизмунд кричал Лиутару сквозь тяжелые метельные хлопья:
— Это не Аспид! Это партайгеноссе Шутце, старый пердун! Остановите Анахрон!
Но никто не останавливал Анахрон. Аспиду повели коня. Поручик Стрыйковский ловко вскочил в седло, расправил длинную шинель, поехал по Невскому, сопровождаемый дикой ордой. Разбили витрины. Выбросили на асфальт и снесли голову золоченому манекену из «Пассажа». Разграбили «Север», обкидали тортами друг друга и окна близлежащих домов. Потом лизали стекла и морды друг друга.
Нет, никто не останавливал Анахрон.
И знал Сигизмунд, нет, видел, как посреди заснеженного поля, далеко в Тамбовской губернии, из оврага все лезли и лезли варвары.
* * *
Под впечатлением этого сна Сигизмунд проходил весь следующий день. Уже к вечеру посетила безотрадная мысль: наладить бы, в самом деле, эту адскую машинку да махнуть в родимые восьмидесятые годы на часок–другой! Попить кофейку в «Сайгоне», потусоваться. Отдохнуть.
И тотчас же в уши с нехорошей готовностью ломанул надсадный янкин вой:
— ДОМОООООЙ!..
Глава четырнадцатая
Сигизмунд ошибался, тоскливо думая о том, что обучить счастливо обретенных родовичей российской речи будет невозможно. Бездарность ли его как педагога, отсутствие ли способностей к языкам у Лантхильды — Сигизмунд даже разбираться не стал. Факт оставался фактом: Лантхильда по–русски почти не говорила. И не стремилась.
Сейчас она носила ребенка.
После достопамятного разговора Вавила злобился на Сигизмунда еще с неделю. Даже жить ушел к Аське. И скалкса увел.
Через пару дней позвонила Вика. Уксусным голосом осведомилась:
— Как вы считаете, гражданин Морж, я нанялась вам тут бегать по всему городу репетиторством с вандалами заниматься?
— Каким репетиторством? — опешил Сигизмунд.
— Русскому языку твоих дружков кто обучать будет? Пушкин? — мрачно сострила Вика. — И вообще, у тебя Высоцкий есть?
— Что?
— Кассеты, говорю, есть? Высоцкий нужен.
— Нет Высоцкого.
— Тогда купи. Лирические купи. И о войне. Про спорт и шуточные не бери, не поймут.
— Кто не поймет?
— Дед Пехто. Морж, ты совсем отупел? Я их русскому языку обучаю. Может, тебя тоже обучить? Высоцкий лучше всего подходит, он самый простой, без зауми. Прост как правда.
Вамба вкупе с двумя кассетами Высоцкого был послушно доставлен к Виктории. Сигизмунду было дозволено поприсутствовать на уроке.
Виктория применяла к вандалам дифференцированный подход. То есть каков ученик, таков и подход. Вавила с Вамбой принуждались ею к диалогам. Скалкс, с которым высокомерные воины вести диалогов категорически не желали, обучался с помощью Высоцкого. Вика растолковала Дидису содержание песен, после чего напялила ему на голову наушники и нажала кнопку PLAY. Учись, Дидис!
Рабу Высоцкий сразу понравился. Дидис тряс головой, дергал себя за бороду, гримасничал, шевелил губами, пытался подпевать — все, процесс пошел.
Вавила с Вамбой сидели на стульях, оба красные и напряженные. Молчали, сверля друг друга глазами. Вика расхаживала между ними, преувеличенно жестикулировала, толкала их к диалогу — как показалось Сигизмунду, преискусно ссоря вандалов между собой. Затем хлопнула в ладоши и посмотрела на Вамбу.
Вамба вытужил:
— Йа–а Вам–ба! Ти кто?
— Молодец, — подбодрила Вика, кивая и улыбаясь, — правильно. Вавила?
— Йа–а Вави–ла! Ти кто?
— Йа–а Вамба!
— Стоп, — сказала Вика. — «Мне тридцать лет». Мне — трид–цать — лет. Начали! Вамба!
— Мне–е три–ицат лет!
— Вавила?
— Мне–е три–и… тсат лет… йа–а… му–зик…
Вика заулыбалась, желая поддержать инициативу ученика.
Вамба подумал–подумал и высказался:
— Йа–а крут! Ти–и эта… иди–на–хер.
Вика нахмурилась. Похоже, Анастасия также успела приложить руку к обучению. Вавиле русская речь сородича была вполне внятна. Насупившись, Вавила отвечал вполне достойно: