Анаконда
Шрифт:
Постепенно почти все драгоценности, бывшие при ней на момент отъезда в Германию в гости к графине Пюклер, были проданы; жалованья не всегда хватало на жизнь. Да его еще и частенько задерживали в годы войны.
Брошь с изумрудом Мисси всегда возила с собой.
И только однажды, 12 августа 1942 года, отправляясь поездом в Эгер навестить сестру Татьяну в Кенигсварте, она, повинуясь какому-то шестому чувству и опасаясь бомбежки, оставила брошь в стальной несгораемой коробочке в замке Меттернихов Йоханнисберге.
13 августа сильно бомбили Рейнскую область. Практически был уничтожен древний Майнц: 80 процентов его лежали в развалинах.
Замок Йоханнесберг находился довольно далеко от Майнца, но тревога за близких не покидала сестер Васильчиковых.
К вечеру пришла телеграмма от Пауля Меттерниха. Он сообщал, что везет мать в Кенигсварт...
13 августа оказался страшным днем для древних городов Рейнской области. Ночью мать Пауля Матерниха, свекровь Татьяны Васильчиковой, была разбужена чудовищным грохотом: на замок упала бомба.
Старая княгиня со своей польской кузиной Мари Борковской, едва успев накинуть халаты, бросились по лестницам вниз и через двор в подвал.
В налете участвовало около пятидесяти самолетов, и длился он, по свидетельству очевидцев, около двух часов.
У одного из летчиков, сбитого над Майнцем, нашли карту, па которой были четко обозначены три цели: сам Майнц, замок Йоханнесберг и соседний замок Асманхаузен.
Все три объекта, помеченные на карте, были уничтожены.
Когда прибыли пожарные, делать им уже было нечего.
Соседи, едва увидев пламя пожара, бросились самоотверженно на помощь. Одна из соседок, юная Оле Хамсторф, в лихо надетой на голову стальной пожарной каске носилась по горящему замку с тяжелым дубовым стулом, вскакивала на него и садовыми ножницами вырезала из подрамников старинные картины, принадлежавшие семье Меттернихов.
Удалось спасти дивные творения Кранаха, Дюрера, Паоло Мазини, Каналетто с первого этажа.
Все, что находилось наверху, погибло. В том числе платья, меха, личные вещи.
Татьяна Васильчикова, выйдя замуж за князя Меттерниха, настояла, чтобы все ее имущество и фамильные драгоценности были перевезены из Кенигсварта в Йоханнесберг, где ей теперь предстояло жить в имении Меттернихов.
Последние два ящика, в одном из которых находились драгоценности, были отправлены всего две недели назад. Среди них была и брошь с изумрудом, принадлежавшая Мисси.
Первой мыслью Мисси, когда она узнала о бомбежке Йоханнесберга и пожаре в имении, была: дай Бог, чтобы ящики из Кенигсварта еще находились в пути. Потом она долго стыдила себя за эгоизм. Погиб прекрасный старинный замок князей Меттернихов, в огне пожара сгинула редчайшая коллекция семейных драгоценностей, а она думает, пусть и об уникальном, но о своем изумруде, своей броши... Как это некрасиво, как не по-христиански!
Вскоре из Йоханнесберга в Кенигсварт прибыл Пауль Меттерних.
— О Господи! — воскликнула его молодая прелестная жена. — Да ты и не отряхнул пепел с волос.
Татьяна попыталась ладонью стряхнуть пепел с висков мужа, но у нее ничего не получилось.
Виски Пауля Меттерниха были белы не от пепла пожарища. Он поседел в одну ночь.
— Это было ужасно, — рассказывал Пауль, прихлебывая слабый чай с сахарином. — Когда на следующий день я поднимался пешком к замку из Рюдесхайма, я заметил кусочки меха, которыми взрывная волна усыпала окрестности. Взрыв был так силен, что меха, хранившиеся в одной из комнат верхнего этажа, разнесло в клочья на два километра вокруг. Я с ужасом думал, что вот сейчас, на ветках винограда, увижу остатки человеческой плоти, и это будет все, что осталось от близких мне людей. Ужас сжал сердце, похолодели виски, я бросился к замку.
К счастью, все остались живы.
Но фамильный замок перестал существовать; за исключением одного из павильонов у въезда, не осталось ничего, кроме внешних стен сооружений; все крыши и верхние этажи обрушились. Пять лет назад между всеми комнатами были установлены противопожарные двери, но против воздушного налета они оказались бессильны...
— Что с драгоценностями? — спросила Татьяна.
— Никакой надежды. Они находились наверху. Огонь пожрал все...
26 МАРТА 1997 Г. ДИКАЯ ЛЮСЯ
Самолет из Амстердама прибыл в Шереметьево-2 вовремя. Но ее никто не встречал. Как-то не принято было встречать киллеров-одиночек после выполнения задания.
Оружие, из которого она убила Олегова и его телохранителя в квартале «красных фонарей» в Амстердаме — поршневое ружье, закамуфлированное под велосипедный насос, она оставила на явочной квартире, в старом доме возле вокзала в Амстердаме. Посидела после этого с полчаса на длиннющей скамейке, тянущейся вдоль всего моста через канал, отделяющий вокзал от старой части города. Съела хот-дог, выпила жестянку местного пива. «Засветилась». Наблюдатели, не вступая с нею в контакт, «прочитали»: задание выполнено полностью.
Выждав контрольное время, она вошла в здание вокзала, как была, в шортах, теплых рейтузах, свитере и куртке, в тяжелых, типа армейских, башмаках — униформе молодых девиц-студен- ток весны 1997 года. За спиной вместительный рюкзак.
Небрежной походкой вошла в женский туалет.
Через десять минут из него вышла молодая элегантная женщина в модных тупоносых, но легких ботинках, длинном, почти до пят черном пальто и кокетливом красном берете. В руках у нее был небольшой кейс из искусственной кожи, с позолоченными замками, какие с 1996 года вошли в моду в Западной Европе. Можно в руке нести; можно, благо есть ремешок, через плечо повесить. Полукейс-полупортфель. Удобно.
Она перешла через мост, нависший над каналом, села в свободное такси и небрежно-барственно бросила:
— В аэропорт. И побыстрее.
Водитель это несложное построение на английском сразу понял и рванул с места, ожидая, что чаевые будут адекватны барственному тону этой жгучей брюнетки. Хорошенькая. Хорошо, если бы еще и брюнеткой она была натуральной. Однако светло-каштановая Люся, во-первых, естественно, брюнеткой не была. Как не была она и соломенной блондинкой. Тот светлый парик остался в туалете амстердамского вокзала. А во-вторых, Люся терпеть не могла давать чаевые мужикам. Не столько потому, что была чрезмерно скупа, сколько потому, что ненавидела мужиков. Всех.