Анаконда
Шрифт:
— А бумага?
— Что бумага?
— Бумага в американских, сказывали, химическая, искусственная, вредная очень для здоровья.
— А у нас?
— А у нас из деревьев делают. Полезная, значит.
— А чем искусственная плоха?
— От нее кашляешь сильно.
— Так вы, вон, и от нашей кашляете.
— Не, я не от нее. От простуды кашляю.
— А как объясняете, что на этих вот окурочках ваш прикус?
— Не понял, гражданин следователь, чего мой?
— Прикус.
— Это как?
— А так! Вот данные экспертизы: на представленных окурках сигарет «Мальборо» оставлен характерный прикус. То есть след зубов, свидетельствующий, что у курившего один из передних зубов стоит косо или травмирован. Вот снимок вашей верхней челюсти. Его нам передали из санчасти фабрики.
— Они что хочешь за деньги передадут.
— У нас все без денег.
— Без денег — хреново. Я раз месяц жил без денег, ну, доложу вам...
— Не отвлекайтесь, Авдеев. Вот снимок вашей челюсти. Вот снимок окурков сигарет «Мальборо».
— О, здоровая какая! Такую бы сигаретину засадить.
— Это с увеличением.
— Да я один хрен такие не курю. От них кашляю.
— Но как вы объясните, что прикус на окурках соответствует конфигурации вашей верхней челюсти.
— Чего?
— Чего-чего... Ваш окурок?
— Никогда в жизни.
— А как сходство объясняете?
— Не могу знать, был сильно выпивши. Главное, закусь была хорошая! Я особенно под водку уважаю рыбу в томатном соусе и квашеную капусту. А выпили, и полный отруб. Двух баб, с которыми пил, помню. А боле ничего. Извиняюсь, конечно.
— Их перстни, ключи нашли у вас?
— Не могу знать. Может, и подбросили. У ментов это сколько хотишь.
— Не вспомните ли, Авдеев, может быть, кроме тех двух барышень, еще кто-то участвовал в вашей компании?
— Вот если честно, гражданин следователь, так какой-то свет брезжит.
— Не понял.
— Ну, вспышки такие в сознании: раз — мелькнет такое, вроде как три бабенки к нам постучались, когда мы уже сели выпивать, закусь разложили, но «довганевку» еще не раскрыли. Это не я ее из орсовского магазина взял. Словом, не я, и точка. Запишите!
— Об этом потом! Вы про трех девушек начали...
— Не, вы вначале запишите чистосердечное признание. Дескать, не он, то есть Авдеев, водку украл. А иначе разговора не получится. Мне лишнего не надо. Пил — было. Вполне возможная вещь, что трахнул Верку. Но с ее согласия, запишите. Мне без согласия бабу трахнуть сил не хватает.
— Об этом в другой раз. Вы про трех девушек...
— Каких девушек?
—А тех, что пришли к вам, когда вы уже банку с рыбой в томате открывали и выпить собрались.
— А, те... А чего про них говорить-то?
— Вспомните все подробности. Это очень важно!
— Ну, все я не помню. Значит, вспорол я банку, собрался «довганевку» по стаканам разлить. А тут, вот вспышкой помню, ироде как три бабы заходят.
— Без стука?
— А чего стучать, двери у меня завсегда открыты для хороших людей.
— А те три девушки были хорошие? Как выглядели? Во что были одеты?
— Смутно.
— Что смутно?
— Помню смутно. Вроде как зашли, на стол — пузырь коньяку. Выпить, говорят, охота. А негде и не с кем. Можно ли с нами? А чего, отвечаю, нельзя? Можно. На халяву всяк горазд. Я «довганевку» в сторону. Она никуда не уйдет: без ног. Ха-ха... А по стаканам — коньячишко дармовое. По глотку на шестерых. А они вторую на стол.
— В вашей комнате бутылок из-под коньяка не нашли.
— Не могу знать. Может, с собой бабы взяли? У нас на углу тару принимают по сто рублей за бутыль. Может, сдали.
— Может.
Вот я и думаю. А что, если те бабы какой херни в коньяк подсыпали?
— Медэкспертиза подтвердила, что пили вы водку «довганевка» и коньячный спирт.
— Во, а я что говорю?
— Но ни распространенного в таких случаях клофелина, ни других веществ, которые могли бы вызвать потерю памяти, не обнаружили в крови ни у вас, ни у ваших подруг.
— Подруг... Им знаешь, кто подруга?
Ну, вы не забывайтесь, Авдеев. Поподробнее про тех трех дам.
Да не помню я более, гражданин следователь, ни хрена. Как в тумане все. Три бабы. Модно одетые. Молодые.
— Могли бы их узнать?
— Да. В смысле нет. Силуэт только вижу. А дале все как в дыму.
Ладно. На сегодня все. Идите в камеру. Вспоминайте. Если что вспомните, проситесь на допрос.
26 МАРТА. СВЕЖАЯ КРОВЬ.
ПОЛКОВНИК БОБРЕНЕВ
Среда как среда. С утра анализировал материалы о хищениях оружия в воинских частях Хабаровского края, потом подготовил для Генерального справку по делу «Роскомдрагмета», созвонился со старшим следователем по особо важным делам при Генпрокуроре Русланом Тамаевым. Он уважал этого лобастого, упрямого и независимого «важняка», в чем-то они, наверное, даже были похожи. Хотя Тамаев — плотный, коренастый, Бобренев — сухой, жилистый, поджарый. А хватка у обоих бульдожья. Если видят свою правоту, верят в нее, никто не оттянет от дела, со следа не собьет.
Ну, со следа, это фигурально говоря. Давно уже остались далеко позади времена, когда работал молодой военный следователь в далеких гарнизонах, расследовал тяжкие преступления против личности, хищения в особо крупных размерах. Вначале перевели в Москву в Главную военную прокуратуру. А потом новый Генеральный переманил старшим помощником по особым поручениям. Не генеральскими лампасами переманил, возможностью более широко смотреть на вещи, анализировать преступность в масштабе страны. Была мысль у кандидата юридических наук Бобренева написать на обширном материале докторскую по серийным убийствам, да стало скучно. Живая работа увлекла. Вот и сейчас он заканчивал справку по прецедентным преступлениям минувшей недели для Совета безопасности.