Анаконда
Шрифт:
А теперь можно подумать и об удовольствии.
Трое охранников, выскочивших на крыльцо, замешкались, споткнувшись о тело лежащего патрона, и были расстреляны в упор. Пока еще двое пытались открыть входную дверь, заклинившую из-за навороченных перед нею трупов, она навскидку расстреляла охранника, выскочившего, точнее вывалившегося, на землю из второй машины. Он еще только поднимался, направлял на нее свой ствол, а две ее пули уже нашли его. одна угодила в печень, вторая — в сердце. Тем временем двое охранников сумели продавить дверь на крыльцо и направляли на нее свои стволы. Но она
Последний оставшийся в живых свидетель бойни, водитель «БМВ», видно, бойцом не был: обычный водитель. Он сидел, до боли стиснув руль побелевшими от напряжения пальцами, и упрямо смотрел вперед, словно делал вид, что его все происходящее совершенно не интересует. Дескать, он не только не участник этой драмы, он даже не свидетель.
Она подошла к «БМВ», поманила пальцем водителя, предлагая ему открыть дверь и наставляя на него в качестве аргумента ствол.
«Все-таки мужики через одного — полные идиоты, — подумала Люся, наблюдая, как водитель дрожащими руками открывает дверцу бронированной тяжелой машины. Ведь мог бы уехать, места во дворе достаточно, чтобы сманеврировать. Мог бы просто отсидеться, наверняка и стекла пуленепробиваемые. А он сам навстречу своей смерти идет».
— Извини, ты не виноват! — усмехнулась Люся, дождавшись, когда он откроет дверцу. — Работа у меня такая.
И выпустила ему в голову две пульки. Не меньше, но и не больше, чем надо.
Чего-чего, а уж хладнокровия у Дикой Люси хватало. Это она для имиджа была Дикой. А если зрителей и свидетелей не было, то очень даже хладнокровной она была.
Прошлась, надвинув кепку на лоб, на случай, если кто выглянет на хлопки ее глушняка и постарается разглядеть ее лицо. Проверила: все мертвы. Главное — мертв банкир. Мертвее не бывает.
У Люси брака в работе нет и быть не может. Она девушка самолюбивая.
Сев за руль, сказала себе и машине:
— А теперь домой. Чай пить, в ванне отмокать, отсыпаться. Только не быстро, чтоб менты по глупости не замели.
Она была довольна. Она не знала, что утром в лифте будет спускаться восьмилетний сосед банкира Вова Сенчуков. А в это время уборщица, убирая в подъезде, поднимет странную коробочку, случайно нажмет на кнопку.
И мальчика Вову в лифте разнесет вдребезги по стенкам.
А если бы и знала? Жалеть бы не стала. Из Вовы все равно рано или поздно вырос бы мужик. А мужиков Люся ненавидела.
25 МАРТА 1997 Г. КРОВЬ НА КАМНЕ.
ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО
Мищенко вытер холодный пот.
Чтобы такое произошло в их городе, который пока что обходили и коррупция, и мафия, и приписки в милиции!
Подозрение насчет возможной продажности Петруничева он отмел сразу.
Халатность? Обычная халатность?
Скорее честь мундира спасал. Типичная цеховая круговая порука. Так и вышло. Когда задержанный на вокзале Авдеев около четырех часов ночи был доставлен к дежурному по горотделу внутренних дел, то последний, не желая утруждать себя вызовом понятых, обыск задержанного произвел единолично.
Ну, не знал старлей, что дело-то обернется обвинением в убийстве. Что задержанный, в сосиску пьяный плюгавый мужичонка окажется главным подозреваемым в двойном убийстве.
Сроду таких ужасов в их городке не было. Так, в лучшем случае морду набьют. А чтобы убивать женщин, с изнасилованием, с особой жестокостью, с ограблением... Никак он не ожидал.
Когда же прокурор города и следователь Деркач стали настойчиво требовать предоставления им протокола обыска, дежурный «оформил» таковой задним числом.
Петруничев тут оказался пристегнут сбоку припеку. Он знал, что протокол обыска фальсифицирован и что, дойди дело до суда, все рассыплется, а значит, и в его работе — брак.
Но старлей был родным братом Верки, его первой жены, изменившей ему, пока он в армии служил, и потому безжалостно брошенной после дембеля. И подставлять Серегу, Веркиного брата, под дисциплинарное взыскание — все равно что мстить их семье спустя столько лет.
Ну и честь мундира тоже со счетов не сбросишь.
С Петруничевым, как и с Серегой Кузьминым, в своих структурах ментовских разберутся.
У прокурора города о другом голова болит.
С одной стороны, Авдеев отрицал причастность к изнасилованию и убийству двух женщин, с другой — не мог толком объяснить, как к нему попали изъятые у него предметы.
— А я, гражданин начальник, за эти «предметы» не ответчик. Пьян был, это помню. А как они у меня оказались, не помню.
— А вы напрягите память, Авдеев. От правильного ответа зависит не только ваша свобода, но, возможно, и жизнь...
— Ты мне горбатого не лепи, начальник. Мокруху шьешь?
Не выйдет.
— Вроде бы в вашем деле нет следов пребывания в зоне, а по фене ботаете, как заправский уркаган.
— Извините, гражданин начальник. Это я так. А что насчет фени, так я в конвойных войсках служил. Срочную. А там, в зоне то есть, все на одном языке говорят. На матерном пополам с феней. Иначе, если общего языка не будет, как друг друга поймешь? Верно?
— Не думаю. А по-русски не пробовали?
— Так там ведь и в роте охраны, и в зоне и чучмеки, и чурки косоглазые, лица, как сейчас говорят, кавказской национальности. С ними как? Только на фене пополам с матерком. Не, иначе нельзя, гражданин начальник. Сигаретку разрешите?
— Да у меня «Ява». А вы, похоже, к дорогим привыкли?
— Обижаете, гражданин начальник. Нам дорогие и не по карману, и для здоровья вредны.
— Это почему?
— Потому что зарплату на фабрике за февраль еще не давали.
— Это я знаю. А может, какой побочный заработок?
— Какой? Не смешите. Если к «комкам» ящики с продуктом подтянешь, так за это постоянная фиксированная плата — пузырь. А сигаретки уж какие попроще.
— А почему сказали, что дорогие, скажем, вот такие сигареты, .. Мальборо», вредны для здоровья? Тут фильтр двойной очистки.