Аналогичный мир
Шрифт:
Эркин не вмешивался в их разговор и, казалось, не слушал. Он сидел у костра, напряжённо глядя в огонь.
— Думал, у вас поразметало все.
— Удержали, — улыбнулся Андрей. — Этих вот только пришлось искать.
— А я в рощу въехал, ну у реки мысом…
— Знаю, — кивнул Андрей.
— Вижу… — Фредди сделал паузу, затягиваясь сигаретой и быстро просчитывая варианты.
Неподвижность и равнодушное лицо индейца не могли его обмануть, а упорное молчание только подтвердило. Парень слушает. И слушает очень внимательно.
Фредди докурил и щелчком отправил окурок в костёр. Ну, первый выстрел…
— Вижу, гонит.
Еле заметно метнулись в его сторону глаза, дрогнули и опали желваки. Попал! Вот чего он испугался! Что видели его купающимся. Теперь успокоился, что не видели. Остальное потом.
Фредди улыбнулся. Приятно, когда получается с первого раза.
На чайнике запрыгала крышка.
— Чаю? — предложил Андрей.
— Нет, — Фредди мотнул головой. — Кофе.
— Кофе рабское, сэр, — негромко сказал Эркин.
— А откуда ж другое? — улыбнулся Фредди и перевёл дыхание.
Эркин сдвинул кружки, насыпал в каждую из брошенного ему Андреем мешочка бурого порошка и разлил кипяток. Бурая жидкость вскипела жёлтой пеной. Фредди вытащил пачку галет.
— Держите, парни. Так и думал, что без хлеба останетесь.
— Спасибо, сэр, — Эркин разорвал обертку и выложил галеты на сковородку от лепёшек.
Андрей, встававший поглядеть на бычков, вернулся к костру.
— Лежат. Значит, Ларри опять все сначала?
Фредди негромко засмеялся.
— Он так ругался утром, что мне даже понравилось. Стоит посреди огорода и кроет всех подряд аж до бога. А мелюзга на заборе с открытыми ртами слушает.
Представив эту картину, засмеялся Андрей, нехотя улыбнулся Эркин.
— У вас, значит, обошлось.
— Пока да, — Андрей засунул в рот галету целиком. — Грозы частые здесь?
— Когда как, — пожал плечами Фредди. — Вы ещё неделю здесь?
Эркин молча кивнул.
— Дотянете до подвоза, или подбросить вам к празднику?
Рот у Андрея был занят, и их общее удивление высказал Эркин.
— Какому празднику, сэр?
— День Отца послезавтра. Вы что, счёт дням потеряли?
— Мы его и не вели, — неожиданно резко ответил Андрей. — Мы только пастьбу считаем.
— Спасибо, сэр, — вклинился Эркин, взглядом останавливая Андрея. — Я думаю, мы обойдёмся, сэр.
Фредди кивнул. Ещё один промах. Ну, индеец отца не знает и ему этот праздник по хрену, это понятно, а белому… чем ему его папаша так насолил? Ладно, это пустяки.
Пока пили кофе с галетами, поспело варево. Фредди не стал отказываться. Ели молча, серьёзно. Эркин остался мыть посуду и закладывать варево на вечер, а Фредди с Андреем пошли перегонять поднимавшихся бычков.
Когда Эркин подскакал к стаду, Фредди уже не было.
— Умотал?
— Мг, —
— Как-как? — переспросил Эркин. — Ты чего-то закрутил. Я не понял.
Андрей хмыкнул и повторил фразу уже по-английски.
— Здорово! — рассмеялся Эркин.
— Мг. Ты на этот раз от дождя всё укрыл?
— В тот раз ты убирался. А я укрыл. Ладно, не кипи, — остановил он Андрея. — Гроза, заранее не знаешь. Мука пропала, видел. А крупу подсушим, если дождя не будет…
— А разложим для сушки и ливанет?!
— А на костре! — рявкнул Эркин. — На сковородке! Ты чего психуешь?
— А ничего! — Андрей отвернулся и, глядя в сторону, уже извиняющимся тоном сказал. — Разбередил он меня с этим днём. День матери, теперь отца… Навыдумывали, гады, только душу травят.
— А что, отец у тебя…
Эркин не закончил фразу, с таким искажённым лицом рванулся к нему Андрей, схватил за плечо.
— Слушай ты… — Андрей проглотил несказанное.
Они почти соприкасались лицами. Эркин напрягся, приготовился к удару, но Андрей убрал руку и отодвинулся.
— Никогда, — голос его был спокоен и тих, но настолько и так странен, что Эркин ждал самого страшного. — Никогда не спрашивай меня об этом. Слышишь, никогда.
Андрей рванул повод и поскакал на другую сторону стада. Эркин молча смотрел ему вслед. Что ж, у каждого своё. Каждый своего хлебнул. Не хочет Андрей, не будет он, конечно, поминать об этом. Ему-то что? Ему что отец, что мать… Всё одно. Всё осталось там, за границей памяти. Может, и было. Кто-то ж рожал его. От кого-то. Только для него-то этого не было. Не было! Не было, понятно?! И по фигу ему вся эта хреновина о родителях и родной крови. По фигу! Эркин хлестнул Резеду и поскакал в обход стада, издали грозя лассо Подлюге.
Но вечером у костра Андрей вдруг сам заговорил об этом.
— Ты вот что… Ты не обижайся, Эркин. Ну, за сегодняшнее.
— Я не обижаюсь, — пожал плечами Эркин. — Бывает.
— Нет, ты… ты пойми. Мать говорила, чтоб об отце молчали вмёртвую. Кто бы ни спрашивал, что бы ни сулили, как бы ни пугали. «Ты врать не умеешь, — говорила, — молчи. Убивать будут, молчи. Меня убивать у тебя на глазах, всё равно молчи». Я… — Андрей привстал на коленях. — Я же помню его, Эркин! Нельзя мне об этом. Нельзя. Мать просила, пойми…
Он вскочил и ушёл в темноту. Эркин молча поворошил поленья. Когда Андрей, вытирая глаза и судорожно переводя дыхание, вернулся и сел на своё место, так же молча подвинул ему кружку с кофе.
А ещё через день, когда вроде всё забылось, Андрей вечером порылся в своём мешке и вытащил флягу. Не ту, армейскую, как у Эркина, а самодельную, из бутылки, обшитой тканью. Отвинтил колпачок и разлил в кружки.
— Давай, — и шуткой скрыл всё, о чем нельзя им говорить. — Кто-то ж постарался, чтоб мы были. За них и давай.