Аналогичный мир

Зубачева Татьяна Николаевна

— Как? — удивился Гичи Вапе и быстро переглянулся с Нихо Тиан Або. — Как вы сказали? Эркин?

— Из какого он племени? — спросил Нихо Тиан Або. — Это не имя шеванеза.

— И не… — прозвучало непонятное слово.

— Не знаю, — как можно равнодушнее пожала плечами Женя. — Так, вспомнилось вдруг.

— Извините, — Гичи Вапе повернулся к Нихо Тиан Або, и они заговорили быстро и возбуждённо.

Поток гортанных непонятных слов произвёл на Женю странное, но не неприятное впечатление. Потом Гичи Вапе снова

повернулся к ней.

— Мы не знаем этого имени. В языке шеванезов нет такого слова. Много племён погибло, языки забылись. И отдельные слова используют как имена, а смысл их утрачен.

— Ну и бог с ним, — отмахнулась Женя.

— Вы давно… давно услышали его? Это имя? — задумчиво спросил Золотарёв.

— Ух! — Женя рассмеялась, делая вид, что припоминает. — Лет… лет семь назад. Или ещё больше.

— Да, это очень давно, — кивнул Гичи Вапе.

— И, скорее всего, он уже мёртв, — задумчиво сказал Нихо Тиан Або.

— Скорее всего, — согласился Золотарёв.

Женя понимала, что своим вопросом она… она что-то напомнила им. И связано это не с Эркином, а с самим словом. Но спрашивать больше нельзя. А как переменить разговор, она что-то не могла сообразить. Выручил Сторм, сделав какое-то замечание о сравнении спирта и водки, и мужчины углубились в воспоминания: кто, что, когда пил и с какими последствиями для организма своего и окружающих. Сторм защищал идею коктейля, его собеседники доказывали преимущества чистых напитков. Жене было неинтересно, и она перестала слушать, просто наблюдая собеседников.

Что ж, Сторм держится великолепно. Можно подумать… можно подумать, что он всю жизнь сидел вот так за одним столом с русскими и индейцами. Хотя… с русскими он, возможно, и сиживал. Знает же он откуда-то Золотарёва, но с индейцами… наверняка впервые. И, пожалуйста. Как ни в чём не бывало. Ну что, кажется, Эркина это переселение не заденет. Добровольность, конечно, понятие условное, особенно для Сторма, но если не будет облав… Да! У Эркина номер, а клейм на спине нет. А у индейца должно быть и то, и другое, либо ни номера, ни клейм. Значит, и в облаву можно будет вывернуться. А индейцы… ни за что не подумаешь даже, какая ненависть под этими шутками и улыбками. Эркин откровеннее. У него всё на лице написано. Индейцы — офицеры. Удивительно. И речь у них правильная, чувствуется образованность…

— Кажется, даме наскучили наши разговоры?

Ах так, Сторм?!

— Ну что вы, Эд. Я же понимаю. Выпивка — это же единственное, что по-настоящему волнует мужчину.

Хохотали долго и с удовольствием. И под этот хохот стали собираться в дорогу. Пока мужчины собирали и убирали остатки трапезы, Женя прошлась по берегу, зашла в заросли. Возвращаясь к машинам, она нарвала росших у воды цветов. Увидев её букет, Сторм разразился очередным приступом самобичевания.

— Хватит, Эд, — попросила

Женя. — Вы начинаете повторяться.

В город ехали быстро, но уже не так мотало.

— Вы умница, Джен.

— Опять повторяетесь, Эд.

— Это правда. Столько такта, очарования, ума… И всё в столь хрупком и изящном теле!

— О теле тоже не надо, Эд.

— Слушаюсь, мэм. Вы уже сочинили отчёт?

— Под вашу диктовку, Эд. Интересно, что будет завтра?

— У вас, видимо, выходной. Если Грэхем не даст вам выходного и не заплатит сверхурочных, клянусь, я публично назову его свиньёй!

— Публично, это в баре?

— Джен! — Сторм рассмеялся, мягко вписывая машину в очередной поворот. — Водку пил я, а задираетесь вы.

— Хорошо, Эд, не буду.

— Вот, пожалуй, и всё, — Сторм щёлкнул каблуками и опустился в кресло.

— Неплохо, в целом неплохо, — Кропстон кивнул, но смех Сторма не дал ему закончить фразу. — В чём дело, Сторм?

— Эта фраза становится фирменным знаком. Скоро по ней будут опознавать.

— Вот как? — Кропстон с интересом поглядел на Сторма. — Вы подали интересную идею, весьма интересную. Как русская?

— Бесперспективна.

— То есть?

— Сентиментальна, эмоциональна и импульсивна.

— Согласен. Сохраняйте найденную форму и не больше.

— Слушаюсь, сэр.

— Ещё раз прошу, — Кропстон ласково улыбнулся. — Не паясничайте. Как индейцы?

— То есть, сэр?

— Не притворяйтесь идиотом, Сторм. Всё равно я не поверю.

— Это фронтовые офицеры. Мне их не перепить.

— Даже так?

— Спиртово-водочная закалка. Кружка русской водки залпом как начало лёгкой разминки.

— Ещё что?

— Три языка в активе, — пожал плечами Сторм. — Полное образование… Я повторяю, сэр. Фронтовые офицеры. Ордена не в штабах получали.

— Но пока они работают на нас.

— У них свои цели.

— Разумеется. Пусть и дальше так считают.

Развалившись в кресле, Сторм наблюдал за Кропстоном. Кто бы поверил, что этот расплывшийся белолицый от затворничества толстяк, игрок, любитель по-настоящему хорошей одежды, кухни и женщин… Сколько же у него лиц? У Роберта Кропстона, Бобби, Малыша Бобби, Бэби, Туши… И как он в них не путается?

— Упражняетесь на мне, Сторм? Не стоит.

— Просто отдыхаю, сэр.

— Отдыхайте, Сторм. Они уезжают утром?

— Да, на рассвете. Видимо, в седьмой сектор.

— Отлично, Сторм. А теперь можете отдыхать в другом месте.

Когда за Стормом закрылась дверь, Кропстон достал карточную колоду и начал тасовать. Седьмой сектор? Где-то там имение Джонатана Бредли, Счастливчика Джонни. Предупредить? О чём? Нет, чем меньше суеты, тем лучше. Индейцы под боком Джонатану не нужны. Значит… Значит, он всё равно сработает как надо. Как нам надо.