Аналогичный мир
Шрифт:
— Рози, вы стали настоящей Счастливой Фермершей! — смеялась Этель.
— Вы знаете, — пальчики Рози выбивали на клавишах задорную дробь, — я и впрямь подумывала остаться. Маме удалось наладить какое-то хозяйство. Всё совсем по-другому, но… Конечно, маме тяжело одной, но она не захотела, чтобы я оставалась.
— Разумеется, в городе больше возможностей, — согласилась Майра…
…Дальше Женя уже не слушала. Обычная болтовня. Самое главное она узнала. И разумеется, раз трава хорошая и стадо на выпасе — а он же пастухом нанимался — его задержали. Господи, только бы он не начал горячиться и упрямиться. Разумеется, она подождёт, пусть спокойно работает. А то ещё поскандалит,
Ну вот, какое хорошее платье получается. И на зиму Алиса одета. А ему она что-нибудь свяжет. Свитер или пуловер. Свитер лучше: он горло закрывает. Вот закончит с шитьём и возьмётся… за свою кофту. Всё равно она её не носит. И носить не будет. А если распустить, постирать и отпарить пряжу, то будет вполне прилично и даже хорошо. Тапочки она ему сделала. Но зимой спать на полу в кладовке ему будет холодно. В комнате хоть от печи тепло, в кухне — от плиты, а кладовка холодная. Что же делать? Купить раскладушку? Не встанет она в кладовке, там слишком тесно. Если бы не эта идиотская самооборона, насколько было бы легче. Конечно, после Дня Империи они притихли, но… но кто знает, что будет? А как хорошо можно было бы устроить жизнь.
Женя убрала шитьё и вышла позвать Алису. Вечереет уже. А вечера прохладные.
И начался обычный вечер. Тихий и суматошный одновременно, с кучей одновременных дел и неспешным течением времени, неумолчной болтовнёй Алисы и уютной тишиной.
Они поужинали, поиграли, почитали. Женя уложила Алису, покрутилась ещё по хозяйству и легла. И как всегда, как уже привыкла, закрыла глаза и стала вспоминать Эркина. И мечтать о том, как он приедет. Ушёл он тогда на рассвете, а вернётся… она даже не знает, где он сейчас. Наверное, далеко. Имения вокруг Джексонвилля большей частью заброшены, об этом говорили в конторе, и что не имения теперь, а фермы, бедные фермы, где нет денег даже нанять кого-то. И он говорил, что их повезут. Так что, может, и обратно… привезут. Не к дому, конечно — Эркин очень осторожен — а просто в город. Наверное, на рынок. Или, если будет добираться на попутных машинах, то тогда утром. Ну конечно, рано утром, когда на рынок привозят продукты. Так что он придёт утром. Как он тогда пришёл после ночной работы. Усталый, потемневший от бессонной ночи, выложил на комод деньги и сразу лёг спать. И сейчас… он пройдёт в калитку, опустив голову и глядя себе под ноги, чтобы случайно ни с кем не встретиться взглядом, поднимется по лестнице, перешагивая через скрипучие ступеньки, и всё равно она услышит его шаги, потом он нащупает ручку, он всегда так берётся за неё, будто… не уверен, что ему откроют. И…
Женя вздохнула. Нет, так она себя до галлюцинаций доведёт. Надо спать.
Бифпит отсыпался после праздничной ночи. Два этих сумасшедших дня утомили даже привычных вроде бы ко всему ковбоев. Утомили переживания, игра… Утренние улицы казались пустынными, а конюшни тихими. Даже переругивались как-то вяло, без обычного задора. И парни работали спокойно и неторопливо. К тому же на одну лошадь меньше.
Утром Эркина разбудил Андрей: стонал и ворочался, пока не лёг поперёк кровати, едва не столкнув Эркина. Эркин встал и пошёл в ванную. А через минуту туда пришёл Андрей с одновременно виноватыми и злыми глазами.
— Разбудил тебя?
— Всё равно уже пора, — зевнул Эркин, пуская холодную воду.
Пока Андрей бреется, он спокойно распоряжается душем, быстро и часто меняя воду с холодной
— Эркин, вылезай. После уборки наполощешься.
— Так вы ж не дадите. Вам игры не нравятся.
Эркин наскоро обтёрся и стал одеваться, Андрей ограничился умыванием над раковиной, и они быстро побежали в конюшню. Не было ещё случая, чтобы Фредди их опередил. И сегодня успели. Они только вошли к лошадям, как появился Фредди, молча кивнул им и, снимая на ходу куртку, пошёл к Майору.
Постепенно подтягивались остальные. Но обстановка оставалась спокойной и какой-то сонной. Фредди как всегда придирчиво проверил их работу, но это уже было привычно, и потому никем, даже самими парнями, не замечалось. И они уже ушли, а остальные ещё работали, а кое-кто только подходил к конюшне.
— Уигрались, — хмыкнул на лестнице Фредди и, войдя в номер, где уже как всегда было убрано, а на столе их ждал поднос с завтраком, сначала было пошёл к вешалке, но тут же круто развернулся к столу. — Эт-то ещё что?!
— Груши, — невозмутимо ответил Андрей, стаскивая сапоги. — Как их, Эркин?
— Гранд-дюшес, — столь же спокойно ответил Эркин, мгновенно принимая игру.
Фредди покрутил головой, глядя на три большие ярко-жёлтые груши, еле помещавшиеся в мисках: Андрей, чтобы их не помять, вытащил из вьюка все три миски, и теперь каждая груша гордо красовалась в своей персональной.
— Ошалели, парни, это ж сумасшедшие деньги.
— Уигрались, — выразительно вздохнул Андрей. — И ты ж сам говорил, что настоящие они большие жёлтые и мягкие.
— Это когда?
— А на перегоне. Когда ты до дневки в седле дрых, мы там дичка набрали, — обстоятельно объяснял Андрей.
— Мы ещё из них компот варили, — уточнил Эркин. — Весь сахар извели, а он как был кислым, так и остался.
— Так это ж…! — ахнул Фредди. — Ну, черти, ну, запомнили…
— А мы каждое твоё слово помним, — ухмыльнулся Андрей. — Вот слушай, — и Андрей очень серьёзным тоном завернул такое крутое ругательство, что Эркин не выдержал и рассмеялся.
Фредди рассмеялся, шутливо замахнулся на Андрея, оба парня тут же изобразили испуг. Словом, все сделали, что положено, но чувствовалось, что Фредди растерян и не знает, что сказать. И Андрей болтал, не закрывая рта, чтобы дать ему прийти в себя, и, похоже, даже сам смутился.
Они привели себя в порядок, позавтракали и уже принялись за груши, когда в номер вошёл Джонатан. Андрей сразу густо, до того, что брови стали белыми, покраснел. Груш-то три, они уже начали, а не позвать к столу… Но и Джонатан от увиденного растерялся.
— Однако… — начал было он, но был остановлен взглядом Фредди и тут же сориентировался: — Приятного аппетита, парни, ешьте спокойно, я подожду.
Джонатан сел на диван и демонстративно углубился в какие-то свои бумаги.
Но Эркин нахмурился, и Андрей, всё ещё красный, встал и, порывшись во вьюках, отыскал ещё одну миску. Фредди кивнул. Они отрезали по ломтю каждый от своей груши с не надкусанного бока и сложили их в четвёртую миску.
— Джонни, — голос Фредди так спокоен, что ясно: ничего необычного не происходит. — Садись. Попробуй дюшеса.
Они быстро переглянулись, Джонатан положил свои бумаги на диван и сел к столу. Ну, подумаешь, ну, решили угоститься грушами, а что каждая в недельный заработок ковбоя, так это ж сущие пустяки. Ели, наклоняясь над мисками, оберегая рубашки.
— В честь чего такая роскошь, парни? — не выдержал Джонатан, когда они уже заканчивали.
— Нам Фредди о них рассказывал, — спокойно ответил Эркин.