Anamnesis morbi. (История болезни)
Шрифт:
Сказано — сделано. Взгромоздив крепкую девицу на плечи, я побрел к выходу. Спрыгнул вниз и посторонился, пропуская в салон коллег-спасателей. Почти не спеша, прогулочным шагом пошел к куче тел, наваленной в сорока пяти шагах отсюда.
«Павел, все! Еще секунд тридцать… больше не удержу».
Я замер. В салон только что забрались Кларочка с Петровичем! Надо предупредить.
— Клара! Ванька! Вон из самолета!!! — выдыхая остатки воздуха, проорал я.
Крик получился каким-то сдавленным. В скрюченном состоянии особо-то не покричишь.
Девушка слабо шевельнула рукой. Одновременно в привычной уже вязкой тишине прорезался низкий утробный гул. Мгновенно похолодев, я обернулся.
«Ту» уже не висел неподвижно. Он летел! Медленно, со скоростью плотно отобедавшего пешехода, но летел над оживающей степью. С немым ужасом я наблюдал, как нос самолета неуклонно приближается к земле. Пылевые водовороты за турбинами начали вращаться, увлекая за собой давешнюю ворону. Птица, не переставая удивляться, медленно шевелила крыльями.
— Бегите! Вон из салона, мать вашу! — набрав полную грудь воздуха, выкрикнул я и припустил вдогонку за ползущим в воздухе лайнером.
Услышали. В проеме показалась испуганная Кларочка со старушкой на плечах. Не теряя времени на изумление по поводу оживающей действительности, она ловко спрыгнула вниз и помчалась мне навстречу.
А Петровича все не было. Я уже почти поравнялся с хвостом «Тушки», но дверной проем все еще оставался пустым. Мимо молча пронеслась Клара, вцепившись в спасенную бабку.
Наконец-то! На пороге появился Ванька с кавказцем на шее. Горец вяло ворочал головой и, кажется, пытался грязно ругаться. По крайней мере, его рот медленно и широко раскрывался. Петрович присел и неловко спрыгнул вниз.
Упал! Лицо друга скривилось в гримасе боли. Он выпустил свою ношу и схватился за ногу. Нет, только не это!
— Петрович, ты что?! — я подбежал к нему и присел рядом.
Ванька тяжело дышал и постанывал:
— Нога! Подвернул-таки, …ь!
— Вставай! Обопрись на меня и вставай! Самолет сейчас грохнется! — я взвалил на плечи горца и одной рукой попытался поднять приятеля. Какое там!
— Не могу, больно! Кажется, лодыжку сломал! Беги отсюда, а я поползу как-нибудь.
— Хрен тебе! Если не встанешь, сдохнем тут втроем к такой-то матери! — не выбирая выражений, объяснил я ему наши перспективы.
Помогло. Вскрикнув от боли, Петрович встал-таки, уцепился за мой локоть и запрыгал рядом на здоровой конечности.
— Молоток! Держись крепче и не вздумай падать! Поскакали.
Медленно и нелепо наша троица двинулась прочь от самолета. Ванька больно вцепился в мой локоть, отчаянно матерясь сквозь зубы. А в мое левое ухо что-то хрипел оживающий джигит.
Окружающая действительность приходила в движение. Очень неспешно, но все-таки, все-таки недостаточно медленно! Гул нарастал и краем глаза я видел, как белый борт лайнера проезжает мимо все быстрее. Сколько у нас еще осталось?
«Десять секунд, Павел! Максимум — десять секунд! Больше не смогу!» — прохрипел Хруль.
Хреново. За это время нам далеко не уйти. Придется залечь в последнюю секунду, как учили на курсах гражданской обороны: ногами к взрыву, прикрыть головы руками и вспоминать все лучшее, что было в этой жизни. Авось повезет, отделаемся контузиями, многочисленными переломами и ожогами значительной площади наших незадачливых тел. Слабая надежда!
Мы припустили быстрее. Сквозь пот, заливающий глаза, я увидел, как к брошенной мною на полпути стюардессе устремилась Кларочка с явным намерением оттащить ее подальше. Да что ж она делает-то!
— Нет, Клара! Назад! Беги назад и ложись! — в два голоса взвыли мы с Петровичем.
Девушка отрицательно покачала головой, присела у слабо шевелящегося тела, ловко взвалила его на себя и тяжело побежала обратно.
— Героиня, мать ее! — пыхтя, констатировал Ванька, старательно прыгая рядом.
«Ложитесь! Сейчас рванет!» — истошно заорал в моем мозгу Хруль. И одновременно к привычному уже гулу добавился громкий нарастающий скрежет сминаемого металла.
Не мешкая, я упал на колени и увлек за собой застонавшего от боли Петровича. Сбросил с себя горца и, обхватив Ваньку за шею, прижал его к земле, навалившись всем телом сверху:
— Ложись! Все, время вышло!
Мы замерли, уткнувшись носами в горячую степную пыль.
Глава 9
Нероградская степь,
вне времени
Секунда, две. Ничего не происходило. Выждав еще секунд пять, я опасливо поднял голову и обернулся.
Картина, открывшаяся взору, оказалась еще более сюрреалистичной. Наш многострадальный «Ту» глубоко зарылся в грунт смятым в гармошку носом. Вокруг обезображенной кабины мерзким грязно-серым кустом повисли разнокалиберные комья земли, вывороченной при столкновении. Хвост лайнера похабно задрался вверх, будто дразня уронившее его небо.
И тишина! Опять та самая, ватная, оглушающая тишина.
«Хруль? Ты все еще держишь? Ну ты молодец!» — не теряя времени, я взвалил на шею свою ношу. Петрович уцепился за локоть, и мы споро заковыляли прочь от упавшего самолета.
«Это не я…» — голос полтергейста в моем сознании был тихим и растерянным.
От неожиданности я споткнулся и чуть не упал. Ванька пошатнулся и крякнул от боли.
— То есть как это — не ты?! А кто же? — недоуменно выкрикнул я в пространство.
— Понятия не имею! Но не я — точно. Я — все, выдохся полностью, — грустно заявил Хруль и материализовался рядом.