Anamnesis morbi. (История болезни)
Шрифт:
— Интернет сказал, дорогой. Пока я дома валялась, все сайты по кардиопатии облазила.
Михаил досадливо поморщился:
— Вот ничего нет хуже дилетанта, влезающего в узко специальные вопросы. Особенно медицинского свойства. Любой врач тебе скажет, что информация, циркулирующая в Сети, никакой пользы, окромя вреда, пациентам не приносит. Ты что же, думаешь, что, покопавшись пару-тройку часов в Интернете, познала все, чему мы учимся всю жизнь?
— Ну… нет, конечно. Но…
— Никаких «но»! Любая болезнь, в том числе и твоя, протекает с великим множеством вариантов. В том числе и вариантов исхода.
— Да ну тебя! Развратник старый… совращаешь беззащитную больную женщину! — возмутилась Вика, слабо отбиваясь от мужа и улыбаясь.
— Это еще большой вопрос, кто кого совращает! — возразил он и поднялся. — Солнышко, меня пару дней не будет. Посылают на конференцию в славный город Сочи. Буду блистать интеллектом с высокой трибуны. И пожинать овации.
— Уедешь? — Вика погрустнела. — А… никак нельзя отказаться?
— Увы, лапочка моя. Пробовал уже. Оказался незаменимым. Но ты не расстраивайся: я вернусь не позднее чем через четыре дня. А может, и раньше, если удастся передвинуть свой доклад на первый-второй день симпозиума.
— А если…
Боровой погрозил ей пальцем:
— Никаких «если»! Тебе стало лучше, состояние стабилизировалось. Со слов здешних коллег, ты просто семимильными шагами пошла на поправку. Так что всякая мысль о «если» является проявлением ренегатства и политической близорукости!
Вика вздохнула.
— Твоими бы устами… Но ты прав: я и в самом деле чувствую себя гораздо лучше. Только заранее предупреждаю: я буду скучать. Сильно-сильно. И могу зачахнуть от тоски, вот.
— Не успеешь. Я быстро: одна нога здесь, другая — там. Так что давай не чахни, а вовсе даже наоборот: чтобы к моему возвращению приобрела прежний цветущий вид. Ибо я вернусь жутко голодным… в известном тебе смысле! — муж игриво подмигнул.
— Все-таки ты развратник! — еще раз констатировала Вика. — И чтобы в своих Сочах вел себя прилично! К девчонкам не приставать!
— Надо же! А к мальчишкам — можно?! — изумился Михаил.
— Я в тебя сейчас тапком брошу! — пригрозила Вика.
— А вот это — уже прямое запугивание и шантаж, — заявил муж, наклоняясь и целуя ее. — Ладно, Викуля, мне и в самом деле пора собираться. Ты давай выздоравливай побыстрее, ладно?
— Ладно. Обещаю постараться.
— Вот и славно. Ты уж хорошо постарайся! Ну все, пока. Я буду звонить.
— Звони, — прошептала Вика, провожая его взглядом.
Дверь за Михаилом захлопнулась. Бездумно посмотрев на нее несколько минут, женщина разрыдалась.
9 августа, 14.32, о. Крит, Агия Пелагия
— Палыч, а никак нельзя было перенести этот визит на завтрашнее утро? Искупались бы, позагорали… Вечерком бы сели, продумали план действий, обсудили бы все хорошенько… А поутру спокойно отправились бы на
Наша попытка пройти к дому Димаса бережком бесславно провалилась: во-первых, ноги увязали в раскаленном песке, а во-вторых, то и дело надо было перешагивать через загорающие тела многочисленных отдыхающих. Пришлось идти по узенькому прибрежному шоссе, отчего-то лишенному тротуара.
— Нельзя. Чем быстрее мы покончим с деловой частью нашего тура, тем лучше! — отмахнулся я от его нытья, отпрыгивая в сторону от очередного несущегося автомобиля.
— Кому лучше-то? Мы, если помнишь, вообще должны были приехать сюда только через четыре дня. Так что временной запас у нас есть! — не унимался Петрович.
Я тяжело вздохнул. Ну не объяснять же ему, в самом деле, что у Вики этого самого временного запаса совсем не осталось.
Вика… Все эти дни я пытался разобраться в самом себе. Ведь согласился-то я на эту безумную авантюру вовсе не ради почетного права спасти мир от темных сил, нет! Хотя, конечно, и это сыграло определенную роль в принятии судьбоносного решения. Но главной причиной, как ни крути, оказалась Вика. Викуша.
У нее давным-давно своя жизнь, говорил я себе. У нее муж и, наверное, дети. У нее ко мне не осталось ничего. С того серого сентября, пятнадцать лет назад… когда она, прощаясь, провела ладошкой по моей щеке, улыбнулась виновато и ушла. В дождь.
А я остался. Стоял столбом, глядя, как косые струи смывают ее удаляющийся силуэт. И не верил. Не верил, что это — всерьез. Все ждал, что вот сейчас она вынырнет обратно из ливня, смеясь и подтрунивая над моим ошарашенным видом. И мы, обнявшись, пойдем под одним зонтом по лужам, не обращая внимания на промокшие ноги и прочие несущественные мелочи…
Не вынырнула. Из дождя то и дело возникали чужие, ненужные лица, тут же вновь растворяясь в мокрой осенней серости. А Вики все не было.
Сколько же я ждал тогда, под дождем? Час, два? Неважно. Когда уже совсем стемнело, понял, что все — наяву. Вика ушла. Насовсем.
Пятнадцать лет ее не было. Вспоминал? Вспоминал, конечно. Поначалу — часто, с горечью и болью. Выть порой хотелось от тупой безысходности. И выл бы, кабы не работа. Набрал дежурств: сутки через сутки, двое суток через сутки… Коллеги у виска пальцем крутили: мол, всех денег не заработаешь, обуяла тебя, Палыч, неуемная жажда наживы. Жажда обуяла, это точно… да только не наживы вовсе. Вика мне нужна была. Хотя бы глоток.
Работа тогда и спасла. Реанимация, она во всем — реанимация. Вот и меня, почитай, вытащила: через год боль прошла, оставив лишь где-то глубоко что-то саднящее… А вот сентябрь с той поры не люблю. Особенно в дождь: как у старого фронтовика — раны болеть начинают.
А теперь вот рецидив случился. Так прихватило, что света не взвидел. Особенно в тот день, когда впервые Вику в нашем отделении встретил. Вернее, это она меня встретила, если уж быть точным. Узнала ведь, надо же! И просто позвала, как прежде: «Пашка!» Будто в спину выстрелила: ощущение, помнится, было именно такое.
И ведь понимаю же, что не вернуть ничего — что ушло, то ушло. Не войти в одну реку дважды, прав был Диоген… или Сократ? Неважно… Но факт — любовь прошла, увяли розы… Так что же, черт возьми, осталось?!