Анатомия Комплексов
Шрифт:
Рэйсли мертв.
Рэйсли? Мертв?
Она шла к нему по пустыне, терпела все тяготы пути в неизвестности, раны, жажду, боль и неудобства. Шла, прилагая нечеловеческие усилия, ползла на пинках доппельгенгера, без сожаления вычерпывала до дна все силы,…Зачем? Чтоб увидеть, как тот, кого любит, к кому стремилась всей своей сутью, упадет замертво утыканный стрелами, как еж? Неужели она заслужила лишь это? Поспешный поцелуй в лоб и прощальный взгляд голубых глаз? Все?
Почему так случилось? Почему не иначе? Кто виноват? Почему вообще все это с ней произошло?
За
18 дней они летели на Землю.
18дней она задавалась вопросами, на которые не находила вразумительных ответов.
18 дней она честно мечтала умереть и прилагала к этому все усилия. Но она жила. Тело оказалось крепче, чем ей хотелось, раны менее опасны, а кафиры более опытные и внимательные, чем ей было надо.
Ее выходили, вытащили, насильно заставили жить.
Действительно, отчего ей умирать? От ран на спине? Глупых детских царапин на щеке и плече? А от горечи и щемящей тоски в душе не умирают. Но и не лечат. Нет таких лекарств. Пилюль от пыток совести виной, пастилок от безысходности и боли утраты, порошков от горя, рвущего сердце на части, настоек от садистки-памяти, мучающей воспоминаниями, нет.
Наталья пыталась растормошить Алену, вела заумные беседы и успокоительно-сострадательные разговоры.
"Зачем? Его все равно не вернуть", — отвечали синие глаза.
Сергей рисовал ей будущее в радужных тонах, объясняя, что они скоро будут дома, на Земле и ее ждет привычный круг родных и друзей.
"Зачем? Рэйсли там нет", — сообщал ее взгляд.
Она не помнила, как попала на гоффит. Не утруждала себя пониманием, куда они летят, и почему, откуда здесь Наталья и Сергей? Их постоянное присутствие ее не удивляло, удивляло отсутствие Рэя.
Ее не раздражали навязчивое внимание и забота окружающих, раздражали их пристальные, полные сочувствия взгляды.
Ее не беспокоило возвращение домой, беспокоила невозможность вернуться на Флэт.
Она не испытывала ни радости, ни естественного волнения в преддверии встречи с родителями и друзьями, страдала от понимания невозможностью воссоединиться с семьей: Рэйсли, детьми.
В какой-то миг она поняла, что можно все вернуть, нужно только отдалить этот мир, в котором ее постоянно беспокоят, заставляя есть, пить, дышать, реагировать на раздражители и чувствовать постоянную боль, и погрузиться в тот, который сохранил свою целостность в памяти.
Там все были живы. Дети, смеясь взбирались на спину Гвидэра, и тот, шаркая коленями по синему мху, важно двигался, перевозя ценную ношу. Фэйра улыбалась, глядя на причуды старого и малых.
Рэй зорко обозревал пространство, заложив руки за спину и заслоняя своей монументальной фигурой атланта ленивца Уэхо.
Агнолики тенями скользили меж хлопьев парковой листвы.
Крупицы кристаллов устилают бурую почву, ряды алоэподобных кустов футуги.
Хрустальные колонны приемной залы, застывшие лики усопших героев-полководцев и императоров на стенных барельефах, тихий шорох шагов в прохладу и сумрак вечернего туглоса. Дикая сторожевая кошка степцерок у спальни детей подозрительно щурится, обнюхивает воздух и успокоенно
Иллан, презрительно щурясь, надменно вскидывал подбородок, выговаривая что-то Рэйсли. Тот ехидно поглядывает на старшего сегюр, как на маленького капризного сопляка.
Рэй…Он царит в том мире: самоуверенный до наглости, пылкий и спокойный, резкий и ласковый, насмешливый и презрительный до грубости, холодный, загадочный и нежный.
Взгляд голубых глаз по-прежнему очаровывает, властвует, бросает в дрожь и ласкает. Сильное, прекрасное тело манит своим мощным рельефом, руки сильны, объятья крепки, поцелуй долог и сладок…
— Забудь, ты молода. У тебя все еще впереди, — уверяет Наталья
Слова кажутся казенными, пустыми и холодными. Избитые фразы успокоения, жалкие потуги сочувствия. Алена содрогается в недоумении: как можно забыть родных детей? Любимого мужа? И что ее может ждать впереди, если самое лучшее позади?
— Послушай совета старого и мудрого человека. Несколько дней и ты будешь дома: представь, что все, что случилось с тобой за это время, сон. Всего лишь кошмар. И забудь. Начни новую жизнь. Выйди замуж, роди ребенка…
А если она не желает? Не может. Она так долго сопротивлялась Рэю, себе и своим чувствам, что просто не в состоянии пройти этой дорогой вновь. А в сердце и душе живет лишь Рэй. Он собственник, и больше никогда и никого туда не пустит. И она не пустит. Она принадлежит лишь ему. И не важно, что она осознала это слишком поздно, и согласилась уже с мертвым.
Сон? Если б тогда, давным-давно, она была внимательней к своим сновиденьям, может, тогда разглядела бы в том принце голубоглазого флэтонца? И тогда, кто знает, не наделала бы столько ошибок: и не мертвому, а живому, прямо в глаза, не стесняясь и страшась, призналась в любви? Наверное, это ничего бы не изменило, но она бы не чувствовала себя настолько отвратительно.
18 дней слились для нее не то в сутки, не то в год. Она не заметила ни один из этих дней, как не заметила старта и посадки.
— Последние наставления и инструкции, мадам, и по коням, — предупредил Сергей, внезапно появившись в каюте. Перед Аленой легла стопка одежды: светло-голубая, тонкая рубашка и джинсы в тон. На пол упали бежевые мокасины.
— Кроссовок, увы, нет. Но, думаю, под брюками мокасины не приметят. Так что… — Сергей развел руками: извини.
Алена начала лениво одеваться под спешное бормотание Натальи:
— Так, и-ку знаешь. Рубашка. жаль. Надо еще дней пять, чтоб раны были открыты. Регенерация идет хорошо, но поверхность нужно оставить открытой. Струпп только начал образовываться. Не вздумай чем-нибудь мазать и не подпускай местных остолопов, а то залечат. Будешь с рубцами по всей спине ходить. А так через месяц — два и признаков не останется. И не делай резких движений, не тревожь раны. Рано. Пять дней, Алена, максимум неделя. Что еще, что еще?… И-ку? Говорила.
Девушка оделась, не обращая внимания ни на болтовню женщины, ни на присутствие Сергея, и села, сложив руки на коленях, как послушный, маленький ребенок.